— Ну и сколько ты мне ставишь, мой строгий наставник?
— Пока не понял. Рассказывай…
— У Александра Павловича есть сын.
— Сколько лет?
— Больше, чем мне, и меньше, чем тебе.
— Надеюсь, — хмыкнул отец. — Ладно, не загадывай загадок, как принцесса. Говори.
— Ему двадцать два года. Он закончил факультет журналистики. Он работает на телевидении. На кабельном.
— О! Пять с плюсом.
— Ты так сильно хочешь сбыть меня с рук? — Даша пристально посмотрела на отца.
— За кого ты меня принимаешь? — усмехнулся тот. — Я хочу сбыть, да. Но не тебя, моя дорогая.
— А… что? Кого ты хочешь сбыть?
— Сладкие слюни! Вот что! Ха-ха!
Даша недоуменно смотрела на отца, который веселился, как шкодливый мальчишка.
— Мороженое! Вот что!
Дарья секунду молчала, потом расхохоталась.
— Мама правильно говорит, — фыркнула Даша. — Твои мозги крутятся, как ветряки в бурю.
— Но разве ты не согласна? Реклама, милая!
— Но не вижу, в чем проблема? Плати и…
— Вот, вот. Плати. А если…
Он повернул ключ в замке зажигания, двигатель отозвался ровным гулом.
— У меня есть идея… — сказал отец, выруливая со стоянки на дорогу.
— Папа!.. — Даша дергала отца за штанину. — Ты меня слышишь или нет?
— Я не глухой, — отозвался тот, выбираясь из прошлого.
— Ты серьезно хочешь, чтобы Игорь приехал?
— А разве я когда-то шучу? По-моему, я начисто лишен чувства юмора, моя дорогая. Ты разве еще не заметила? — Он потянулся к ней и легонько щелкнул дочь по носу.
7
Саша придавил педаль газа. Светофор, наконец, переключился, но он знал, что на этом перекрестке не больше десятка машин успеет проехать на зеленый свет.
«Успеть!» — подумал он и усмехнулся. И тут же его брови в изумлении взметнулись. Малышка «Ока» с восклицательным знаком на заднем стекле и туфелькой рядом, вынырнула невесть откуда. Опередить! — вот смысл этого рывка.
— Опасно, девочка, — пробормотал он себе под нос, потом украдкой бросил взгляд на Надю. Но она не слышала, занятая своими мыслями. Саша успел заметить, какое мягкое выражение лица сейчас у Нади.
— Отец, мы должны всех опередить, — прозвучал в памяти голос сына.
Игорь стоял перед ним, раскачиваясь по привычке с носков на пятки и обратно, ссутулившись и сложив руки на груди. Это была поза, которая совершенно ясно говорила: что бы сейчас ни предложил сын, для него это самое важное дело в нынешний момент.
— Излагай, — разрешил Саша, отодвигая клавиатуру компьютера и ставя локти на ее место.
— Я был у Дашиного отца.
— У Антона Даниловича? У Гребнева? — Саша с интересом смотрел на сына. — Не поспешил?
— Ты не о том подумал, папа, — усмехнулся сын и сел на ручку кресла, стоявшего возле книжного шкафа. Обычно в этом кресле Александр Павлович возлежал вечерами, когда пропадало всякое желание напрягать мозги. Он надевал наушники и включал старую магнитолу. Бродил по ультракоротким волнам, спотыкаясь о голоса диджеев, иногда приятно замирая от настигшего обрывка мелодии.
— Тогда…
— Он меня пригласил. Сам, между прочим.
— Прямо взял и позвонил тебе? — недоверчиво скривил губы отец.
— Нет, поручил Даше.
— И что же?
— Она сказала, что отец просит приехать.
— Та-ак. Но нет, я не волнуюсь. Я верю, что мой сын ведет себя достойно с дочерью могучего Антона Даниловича Гребнева.
— Пап, ты кончай, — ухмыльнулся сын. — Тебе на самом деле не о чем волноваться.
— Хорошо, хорошо! — Отец поднял руки, успокаивая сына. — Дальше.
— Антон Данилович мне сделал предложение.
— Интересно… — Александр Павлович нетерпеливо поерзал в рабочем кресле. — Но что тебе мог предложить этот мороженый магнат?
— Свои деньги.
— Да ты что? — Александр Павлович почувствовал, как его охватывает охотничий азарт. — Сколько?
— Много, — бросил сын, еще сильнее ссутулившись, словно пытаясь крепче зажать то, что пришло в руки.
— Условия? — Александр Павлович Артемов прекрасно знал, что подобные предложения не бывают без условий.
— Есть одно условие… — Глаза сына метнулись к лицу отца.
— Говори, не томи, — насмешливо разрешил он, чувствуя, что сын колеблется. А если это так, то в объявленном условии что-то есть… особенное.
— Оно касается тебя, папа.
— Ме-ня? — Александр Павлович умудрился разделить это краткое слова на два слога. Ему надо было дать себе время осознать, догадаться, что может потребоваться от него.
— Да, — сказал Игорь. — Ведь ты будешь ведущим программы.
— Могу уступить, — засмеялся он.
— Да что ты! Это не мое, — отмахнулся сын.
— Когда-то, я думаю, тебе тоже захочется влезть в камеру.
— Нет, отец. Мне нравится быть за кадром… Идеи, сценарий — это мое. Но…
— Ладно. Так что хочет от тебя, то есть теперь от меня твой магнат?
— Он хочет… Он хочет любви, папа.
Александр Павлович уставился на сына.
— Дорогой, ты что говоришь? Ты уверен, что у тебя не болит голова от напряжения?
— Интересуешься, не поехала ли у меня крыша? — усмехнулся сын. И ответил: — Нет.
— Но в таком случае, неужели я могу кому-то показаться, если прибегнуть к эвфемизму, — он хмыкнул, — мужчиной нетрадиционной ориентации?
Игорь недоуменно уставился на отца. Потом расхохотался.
— А он, он что, может тебе показаться таким? Да ты что!
— Но ты сам сказал. Ты сказал, что твой магнат хочет от меня любви.
Игорь засмеялся.
— Я неточно выразился. Он хочет признания в любви…
— Но к кому же? — перебил его Александр Павлович.
— Сейчас я тебе все объясню. — Игорь вздохнул, соскользнул в кресло, положил ногу на ногу, подцепил на палец наушники и принялся их вертеть.
И объяснил…
Саша усмехнулся. Интересно, как все-таки сильна власть слова. Точнее, смысла слова. Когда его сын произносил все это у него в кабинете на Пятницкой, он даже не догадывался, кому должен признаться в любви.
На самом деле? — поинтересовался ехидный голосок внутри. Уж так и не знал, а?
Но ведь тогда… Тогда Надя еще ни разу не была у него на Пятницкой. Она не оставалась у него и на даче. Да, приезжала к нему с мороженым, он угощал ее чаем, показывал свою коллекцию ламповых приемников. Они болтали. Он даже провожал ее… Однажды, как заправский ухажер, каких показывали в старых советских картинах, вел ее велосипед по меже на картофельном поле, разделявшем дачи и Часцы.