Я пожал плечами:
– А нам-то что? Будем у него чек требовать? Нет, назначил двести, значит, придется отдать двести.
– Ты не понимаешь. Марик назначил двести, потому что мы не можем столько заплатить. Если заплатим, он скажет: «Гоните еще двести, на счетчик набежало». Ему нужны не деньги, ему нужны должники.
– Зачем?
– Чтоб мы наркотой торговали. Ты думаешь, в ментовке не знают, кто такой Марик? Или учителя не знают? Все знают и ничего не могут сделать, потому что Марик сам не торгует, а разведет лохов, как мы с тобой, и говорит: «Отрабатывайте долг, пацаны, ищите мне клиентов». В том году Тимофея выгнали из одиннадцатого класса за наркоту, не дали три месяца доучиться. А Тимофей работал на Марика.
Я зажмурился. Голова продолжала кружиться, казалось, что я лечу в бездонную пропасть. Лучше бы Сало меня мучил, как раньше.
– Не знаешь, когда у них физкультура? – спросил я.
– А что?
– Нужен кусочек стельки из ботинка Марика. А можно и волос.
Сало серьезно поглядел на меня и кивнул: «Сделаю».
– Павлик, ты почему так рано? – встретила меня бабка.
Все из-за нее, все! Нинка-то что, организм бессознательный. А кто запустил этот организм в мою комнату, кто ему куколок дал?
– Голова заболела, – с вызовом сказал я.
– Ты много работаешь! Надо померить давление, – забеспокоилась бабка. Учебу она считает работой не хуже других.
– Не надо ничего мерить. Дай поесть, а потом я гулять пойду, – отрезал я и заперся у себя.
Мишка валялся под кроватью. Я достал его и усадил к другим игрушкам, действуя осторожно, чтобы Сало ничего не почувствовал. Хорошо бы он еще сегодня достал стельку или волос… На каком трамвае надо ехать к Семенычу? В Старый Город идут одиннадцатый и третий, придется оба проверить, а то я не заметил номер маршрута… Опять кожу щекотали невидимые лапки. Я почесал спину линейкой, посмотрел на компанию игрушек с замаскированным позади всех медведем… А ГДЕ МОЙ КЛОУН? ГДЕ Я?!
Глава IX. В когтях
Все было понятно и без бабкиных объяснений, но я не удержался и устроил ей допрос:
– Объясни мне, бабулечка-красотулечка. Вот приводят к тебе Нинку. Дети – наше будущее, для детей тебе ничего не жалко, это я понимаю. Ну и дала бы ей поиграть что-нибудь свое – клык моржовый. Почему она играет моими игрушками?!
– Потому что это игрушки, – вяло сопротивлялась бабушка. Ее знаменитое чувство справедливости подсказывало, что да, неувязочка вышла. У меня тоже есть право личной собственности. Хочу – даю свои вещи, хочу – не даю.
– У тебя разве нет своих игрушек? – напомнил я.
У бабки целая полка фигурок из моржового клыка: смешные круглолицые эвенки в длинных шубах, белые медведи, оленьи упряжки.
– Это сувениры, – пробурчала бабка.
– И у меня сувениры. Я что, играл в этого клоуна? Нет, его подарили мне девочки на двадцать третье февраля, День защитника Отечества. Я, может, в армию его собирался взять, как талисман. А ты отдала мой талисман соплячке, которая его порвет сегодня же!
Не успел я это сказать, как мне сдавило бок. Хватаясь за стену, я пытался удержаться на ногах, но колени подкосились. Я сполз и улегся щекой на теплый паркет. Стало немного легче.
– Пашенька! – бросилась ко мне бабка.
– Клоуна, – хрипел я, но до нее, конечно, не доходило, при чем тут клоун, когда внуку плохо.
Бабка заметалась по комнате, плеснула мне в лицо водой из вазы с цветами и, решив, что первая помощь оказана, схватилась за телефон:
– Это аппендицит, Пашенька! Не зря ты раньше пришел из школы, ты чувствовал!
Тупая боль в боку отпустила, и сразу же в живот мне как будто вонзили несколько кинжалов. Кошка! У них же кошка! Если меня увезут в больницу, клоун со спрятанной куколкой останется у нее в когтях. Корчась от боли, я дополз до телефонной розетки и вырвал шнур:
– Клоуна!
– Пашенька, сейчас! – И бабка побежала не к соседям, а в комнату к родителям, там у них второй телефон.
Меня дергало во все стороны – девчонка, пакость безмозглая, отнимала клоуна у кошки. Бросаясь от стены к стене, я вывалился в коридор. Сколько себя помню, родители копят деньги на ремонт, а потом тратят на что-нибудь другое. Это меня и спасло, потому что при хорошем ремонте провода убирают в стены, а у нас они где протянуты под потолком, где прибиты к плинтусу. Я нашел телефонный, срывая ногти, оторвал его от плинтуса, дернул… Провод не порвался, а только соскочил еще с нескольких гвоздиков. Тут девчонка сжала меня в кулаке, прижав руки к телу.
– Але, «Скорая»?! – голосила бабка.
Я дотянулся до провода зубами и стал грызть. Кошачьи когти впились в ногу. От невыносимой боли я стиснул зубы и перекусил этот чертов провод.
Как же меня затрясло! Казалось, что ток выжигает мозги. Руки и ноги часто-часто забились, слетела с тумбочки лампа и, задев провод, вырвала его у меня изо рта. Кажется, мне помог Легба.
Бабка высунулась с замолчавшей трубкой в руке и уставилась на меня, глупо моргая.
– Клоуна верни! – прорычал я.
Не дав мне ни секунды на передышку, кошка опять пустила в ход когти. Я извивался, как осьминог.
– Клоуна!
– Сейчас-сейчас, – залепетала бабка, перепрыгнула через меня и выскочила из квартиры.
Меня корчило. Каждую секунду этих мук я бы не задумываясь обменял на месяц пыток Сала. Иногда становилось легче, я переводил дух, зная, что девчонка всего-навсего отняла клоуна у кошки, чтобы подразнить ее и снова отдать меня на растерзание. С лестницы в незакрытую дверь дул сквозняк. Я слышал, как бабка звонит в соседнюю квартиру, как ей открывают… У меня стали отниматься пальцы на руке, истерзанной кошачьими когтями.
Хлопнула соседская дверь – бабка возвращалась. Почему боль не слабеет?!
– Пашенька, смотри, кого я привела! – со счастливым видом вбежала бабка. За ней шла Нинкина мать, она медсестра в детском саду.
– Клоуна, дуры! – заорал я и пополз к выходу.
Меня приподняло и отшвырнуло назад. Паршивая девчонка бросила клоуна своей кисоньке.
С тех самых пор я очень люблю медсестер детских садов. Для меня они образцы кроткого нрава, ума и воспитанности. Особенно ума. Медицинская сестра несоизмеримо умнее директора школы на пенсии. Потому что ровно через пять секунд боль отпустила, а еще через пять клоун был у меня в руках.
Из распахнутой двери доносился Нинкин рев. Сквозь одежду клоуна я исподтишка гладил живот куколке, разравнивая следы когтей, и мне становилось легче.
Помимо куколки, я обогатился деревяшкой, которую медсестра зачем-то сунула мне в зубы. Хотя и деревяшка помогла. Если изо всех сил стискивать ее зубами, боль как бы оттягивается из других мест. Я разровнял куколке пострадавшую руку, погладил бок, и стало совсем хорошо.