Голос умолк.
Я вспомнил, как Вик ответил Деду: «сломаю Знак». Видимо,
после этого и включался гипервызывник, сообщая, что человек попал в беду.
Несомненно, это считалось позором.
— Дальше, — сказал я.
— Роддеры. Роуддеры. Общественное движение, расцвет которого
пришелся на две тысячи восьмидесятый — две тысячи сто пятый годы. После начала
колонизации планет Центавра и Фомальгаута движение резко пошло на убыль.
Основные постулаты роддеров: «Свобода — содержание, а не форма», «Права выше
обязанностей», «Выбор всегда правилен». Находились в оппозиции к правительству,
существовали на гарантированном минимуме благ, отвергали любой труд, утверждая,
что он бессмыслен. Основную массу роддеров составляла молодежь. Обычаи, законы,
история роддерства подробно описаны в монографии Анны Файфер «Узники Свободы».
Духовными вождями роддеров считаются Салли Дженнингс, автор «Книги Гор», и
Игорь Пригородский, «роддер номер один».
— Ясно. Продолжай.
Лежа в полуопущенном кресле, я боролся с дремотой. Надо
будет затребовать у флаера школьный курс истории. Если у них есть школы и
история…
— Ассамблея. Высший законодательный орган Земли.
Двухпалатный, с прямым и пропорциональным представительством от
экс-государственных единиц. Переизбирается раз в два года. Запрещено избрание
членов верхней палаты более чем на два срока подряд. Правом избрания обладает
любой носитель Знака.
Генормисты. Антизаконная группировка, появившаяся в середине
прошлого века. Ставит своей целью контроль за чистотой генофонда человечества.
Деятельность заключается в пропаганде ужесточения генного контроля (легальные
генормисты) и террористических актах в отношении нарушителей генных допусков
(геннатуристы); теракты осуществляются боевиками из нелегальных генормистов.
«Книга Гор». Программный документ роддеров. Написан в две
тысячи шестьдесят девятом году Салли Дженнингс, по некоторым данным — совместно
с группой психологов, специалистов по подсознательному программированию
поведения. В связи с этим в начале две тысячи восемьдесят третьего года
проводился референдум по запрещению полного текста книги. Незначительным большинством
голосов законопроект отклонен…
Говоривший закашлялся.
— Простыл? — поинтересовался я. И похолодел от ужаса. Машины
не болеют.
Роботы не кашляют.
— У нас прохладно, — извиняющимся тоном ответил невидимый
собеседник.
— Это где «у вас»?
— В Иркутске. Флаер приписан к общегородскому парку.
Несколько минут мы молчали. Я тихо бесился, представляя
идиотизм ситуации. Принял человека за робота! Разговаривал с оператором,
ведущим флаер, словно с машиной!
Но кто мог знать? Нигде в галактике такая система не
использовалась. Если уж машине придавался водитель, то он в ней и сидел.
— Я не доставил много проблем своими вопросами? —
осведомился я.
— Нет, что вы. Было очень интересно потревожить справочные
службы. Я вначале решил, что предстоит скучный полет. Рад, что ошибся.
— Интересная работа? — небрежно спросил я.
— Вы не пробовали?
— Нет, никогда.
— Вполне интересно. Обычно обслуживаем туристов, развозим их
по окрестностям, к озеру… А дальние полеты, как сейчас, редкость. Мое время,
если откровенно, кончилось. Но я с удовольствием доведу флаер до алма-атинской
посадочной зоны… Не против?
— Конечно.
— А вы издалека? Не тревожьтесь моим вопросом, он излишен…
— С Берега Грюнвальда.
Повторяя свою легенду, я мимоходом подбросил в нее несколько
деталей — интересуюсь современными культурами земли, роддерами, генормистами и
геннатуристами, собираюсь написать про них.
Мой собеседник явно оживился.
— Вы оптимист, молодой человек. Судя по вопросам, вы
практически ничего о них не знаете.
— Взгляд неискушенного порой зорче, — ответил я. И поразился
своей фразе — она возникла из ниоткуда.
— О, «Книгу Гор» вы все-таки читали, — одобрительно заметил
оператор флаера. — «Взгляд неискушенного зорче, слова ребенка честнее, простые
пути — верны».
Я заерзал в кресле. Не нравилось мне происходящее, ох как не
нравилось. Кто-то ухитрился впихнуть в мое сознание неведомую раньше
информацию. Или же тот самый эффект «предзнания», в который я никогда не верил?
Считалось, что при туннельном гиперпереходе человек мог увидеть свое будущее…
Ерунда. Случайные совпадения.
— Где вас высадить в Алма-Ате? — поинтересовался оператор. —
Вы бывали в этом городе?
— Очень давно, — честно ответил я. — Думаю, он порядком
изменился.
— Вы ничего не подскажете?
— Авиавокзал? — неуверенно предложил оператор. —
Горно-туристский комплекс? «Хилтон»? Больше ничего и в голову не приходит…
— Во сколько мы прилетим в Алма-Ату?
— Около полудня местного времени. Уточнить?
— Не надо. Можно выяснить адрес руководителя местного
роддер-клуба?
— Конечно. Решили начать изучение субкультуры изнутри?
Похвально…
Слушая разговорчивого оператора, я рассеянно оглядывал
пульт. Технически флаер был оснащен не хуже орбитальных истребителей Тара или
других хроноколоний. И все же имел живого оператора — не то дублера машин, не
то просто дополнительного участника «трудовых процессов». Если подобная работа
существует после массовой колонизации окрестных звезд, то что же творилось в
роддерские времена?
— Адрес найден. Выдать на пленке?
Я кивнул, уже не слушая оператора. Мне вспомнился разговор с
Лансом — давний, еще до того, как в экипаж «Терры» вошли Редрак и Данька, в ту
пору, когда мы болтались по галактике, выискивая следы Земли.
Кажется, все началось в Гесмодее, на «бирже». Так называли
открытый ресторанчик возле самого космопорта. В нем можно было просидеть весь
день, заказав лишь пару дешевых напитков, чем большинство посетителей и
пользовалось. Все они имели то или иное отношение к космическим кораблям:
пилоты и техники, энергооператоры и связники, свежеиспеченные выпускники училищ
и скрывающиеся от полиции бандиты. За неделю нанимали не более одного-двух
завсегдатаев биржи. Но оптимизм оставшихся не уменьшался. Они приходили за
несколько часов до открытия, отстаивали перед посторонними свои столики —
нередко с помощью атомарников.
— Хорошо, что я родился на Таре, — сказал тогда Ланс. —
Право на труд у нас охраняется законом, работой обеспечиваются все.
Я усмехнулся. Монархический коммунизм — так я про себя
окрестил общественный строй Тара. Хотя, честно говоря, ближайшей аналогией Тару
был Кувейт.