Ведьмаки и колдовки - читать онлайн книгу. Автор: Карина Демина cтр.№ 100

В монастырь уйдет?

Или попробует жить, как живется… она не сумеет больше одна… и, наверное, если попросить, то на черном рынке сыщется зелье отворотное… отворот на мертвеца… так бывает? От мыслей стыдно, будто бы она, Евдокия, еще ничего-то не сделав, уже предала… плакать неможется. И злость комом застыла в горле… на колдовку, на Себастьяна, который все это затеял и вновь выжил, а Лихо…

Евдокия попыталась вырваться — не отпустили.

Ударила.

Только разве сил у нее хватит, чтобы ударить действительно крепко, чтобы со злостью, со всею обидой… и ответом на удар развернулись черные крылья, сомкнулись пологом, заслоняя от нее Лихо…

…или ее от того, кем он стал.

— Ты… главное, не нервничай, ладно? — мягко произнес Себастьян. — Думай о лучшем… полнолуние закончится… шерсть выпадет, хвост отвалится, и будет братец краше прежнего… главное, чтобы мозги на месте остались…

…полнолуние?

…шерсть?

…хвост… нет, Евдокия, конечно, знала, что Лихо… волкодлак… но знать — одно, а увидеть — так совсем другое, тем паче что до нынешнего дня Евдокия волкодлаков видела исключительно на картинках. Ну и еще в музее королевском, где выставили огроменное чучело, соломой набитое. И пусть бы у чучела были стеклянные глаза, а когти и вовсе из папье-маше сделанные, как то знатоки утверждали, но впечатление оно производило ужасающее.

Живой волкодлак был раза в полтора больше того чучела, про которое писали, что будто бы шкура для него снята с самой крупной и матерой твари во всем королевстве… и что остальные-то помельче…

…остальные…

— Лихо. — Евдокия попыталась вывернуться из Севастьяновых рук. А он все не пускал, перехватывал, норовя засунуть за крылья, прятал, глупый… Лихо ее не тронет. — Отпусти! — взмолилась Евдокия, и ее, к счастью, послушали.

Но, наверное, сама бы она все одно не устояла на ногах.

— Лихо…

Огромный.

И не волк вовсе, разве что волк бы вырос до размеров лошади… ладно, пушай и до битюгов марьянской породы, у которых копыта с парадное маменькино блюдо будут, ему далековато, но вот с Аленкину эль-магрибскую лошаденку точно будет.

Правда, лошаденка выглядит… мирно. А этот скалится, зубы белые, ровные, что твоя пила… и клыки торчат… нет, на человечьем лице они как-то аккуратней гляделись… но вообще и с морды Лихо ничего, узнать можно.

Или это Евдокии так кажется со страху?

Хотя нет, страху она как раз не испытывает, только… счастье? Безумие какое-то. Ее жених, можно сказать, муж, за малостью законный, сначала помер, а после воскрес страховидном, от которого здешние девки, и без того крепко повидавшие, чувств лишились… королевич за саблю схватился, да только и Евдокии очевидно, что пользы от этой сабли — одно самоуспокоение.

Но главное, что сама она счастлива.

Именно.

До безумия.

И безумие это толкает к Лихо, потому что знает Евдокия — вовсе он не чудовище… рычит, глухо, но нежно… или только чудится ей эта нежность?

— Панночка… осторожней. — Матеуш произнес это с укоризной, но задерживать не стал.

А колдовка хохочет. Мол, что бы ни сделала Евдокия, нет больше того, прежнего, Лихослава…

— Лихо… Лишенько…

Зверь смотрит на Евдокию. А глаза желтые-желтые, будто из янтаря солнечного сделаны. И в них-то Евдокия отражается. Сама смотрит на это отражение, диву дается, неужели она такая… красивая?

— Лишенько… — Руку протянула, коснулась горячего носа, и дыхание, вовсе оно не зловонное, как в книгах писали, а обыкновенное, человеческое почти, ладонь щекотнуло. — Что ж ты так, Лихо?

Колдовка же, которая смеяться перестала, шагнула было и этак по-свойски руку на хребет положила, смотрит на Евдокию, морщится.

— Убей, — сказала что выплюнула.

И Лихо толкнула.

А он не шелохнулся, только хвост, вовсе не волчий, а длинный, змеиный, прям как у старшего братца, по ноге колдовку хлестанул. Она же, верно этакой пакости не ожидая, взвизгнула:

— Убей!

Лихо, вывернувшись из-под колдовкиной руки, как-то так встал, что Евдокия оказалась по другую сторону от колдовки.

— Думаешь, ты сможешь удержаться? — Та отступать не собиралась, и даже когда Лихо зарычал, на сей раз глухо, с перекатами, не испугалась. — Ты умер. Ты не человек…

— Не слушай ее. — Евдокия провела ладонью по хребту.

Шерсть волкодлака была короткой, мягкой, словно шелковой… и псиной почти не пахнет… и горячий такой, а на ласку отзывается. Трется и вздыхает.

— Да уж, панночка Евдокия, — с некоторой заминкой произнес королевич. — Я знаю, что любовь лишает женщин разума, но вот чтобы настолько…

Лихо обернулся и рявкнул. Человеческую речь он понимал прекрасно и королевский изысканный пассаж оценил по-своему.

— Извините, пан волкодлак. — Матеуш почел за лучшее поклониться. — Это… от нервов… все ж обстановка такая вся кругом… нервозная. Демоны, колдовки, волкодлаки… предок мой почтеннейший опять же… не подумайте, ваше величество, что я к предкам с неуважением отношусь…

Миндовг, которому в женском теле было еще менее уютно, нежели в волкодлачьем, зарычал.

— Я вас очень даже уважаю, как фигуру историческую. — Матеуш рычание проигнорировал, но от камня отступил, панночек потеснивши. — И биографию вашу изучал со всем прилежанием…

Еще шаг.

Лизанька, на алтаре сидящая, шипит.

— Однако вот к личному знакомству, признаться, не готов… да и то, ваше величество, в вашем-то почтеннейшем возрасте пора бы и на покой… желательно вечный.

— Мальчиш-ш-шка… — зашипел Миндовг, который вовсе не собирался на покой, ни на вечный, ни на временный. Напротив, жить ему нравилось.

Еще бы тело сменить…

— Конечно, мне до вашего возраста далеко…

…еще шаг.

И Габрисия вцепилась в королевскую руку, а Эржбета — в Габрисию. Мазена же держалась рядом, но словно сама по себе, и в этот миг не желая поступаться честью Радомилов: коль уж умирать, то гордо…

— Я жить только-только начинаю… но хотелось бы продолжить. Я вам, ваше величество, за сговорчивость могильную плиту обновлю, а то старая уже трещинами пошла… сами знаете, вечно казначей ноет, что денег нет.

— Повесить. — Проблема ноющих казначеев была Миндовгу близка и понятна.

— Так-то оно так. — Матеуш подтолкнул девиц к Аврелию Яковлевичу, но тот лишь головой покачал. — Повесить можно… одного на виселицу, другого — на плаху… а работать кто станет?

— Р-развели демокр-р-ратию…

— Развели, — с сожалением признался Матеуш. — И могильные плиты теперь страдают… так вот, договорюсь, чтоб вашу обновили, так сказать, по знакомству. И мрамор италийский закажем, высочайшего качества… эпитафию подберем сообразно случаю… и барельефом ваш профиль… по-моему, очень достойно получится.