Сердце на замке - читать онлайн книгу. Автор: Марина Серова cтр.№ 15

«Пиф-паф, ой-ей-ей!..»

— Чего? Что случилось? — переполошилась Люсьен и тоже спрыгнула вниз.

— Пока ничего. Но вот-вот может случиться. — Накинув первый попавшийся из висевших на гвозде тулупов и натянув на ноги стоявшие в углу валенки, я вышла на порог избушки, стоящей на самом краю деревни.

Тишина. Лишь снег валит большущими красивыми хлопьями, становясь все гуще и гуще. Но тишина обманная, тревожная. В такой ночи хорошо слышны громкие выстрелы: пиф-паф и ой-ей-ей… Сразу от дома тети Кати к речке спускался обрыв. На другом берегу мерцали огоньки какого-то большого селения.

— Что там? — спросила из-за спины Люсьен.

— Это какая река? — в свою очередь, задала я свой вопрос. — А там город? Или село большое?

— Где? На том берегу? Здесь Пуповка протекает, приток нашей необъятной. А там райцентр. Гореево. Мы как-то на катере плавали.

— Ты как думаешь, у тети Кати можно найти две пары лыж?

— Лыжи? Навряд ли. Вообще-то она в школе работает. Но на лыжах я все равно не умею, — испугалась Люсьен, дрожа на ветру в своих шелковых штанишках.

— Совсем, что ли?

— Стояла как-то в школе. Но как только урок физкультуры, тем более лыжи, — всегда сбегала…

— И напрасно. Теперь пожалеешь об этом.

Тетя Катя громко хлопотала на кухне. Судя по грохоту кастрюль и сковородок, она была самой настоящей глухой. Увидев меня, тетка кивнула на разлитый по чашкам чай и звонко помешала ложечкой, показывая, что сахар там уже есть.

Я отрицательно покачала головой и в письменном виде быстро изложила свою просьбу-ультиматум: две пары лыж, теплые штаны, любая зимняя обувь и одежда. И главное — очень быстро, как можно быстрее. Вместе с запиской я протянула тете Кате несколько крупных купюр — гонорар Виталика пошел в дело.

При виде сторублевок бедная женщина только сердито замахала руками. Я уж подумала было, что она вообще откажется иметь с нами дело, но на помощь подоспела Люсьен, сунула в руки тети Кати какую-то бумажку, исписанную детским почерком, погладила ее по плечу. После этого тетя Катя лишь коротко кивнула, вывалила из шифоньера какую-то груду старой одежонки, предлагая выбрать все, что нам надо, а сама вышла за дверь. Слышно было, как на деревенской улице звонко залаяли собаки. Уж не по нашу ли душу подбирается кто-то? Нужно торопиться.

— Выбирай самое теплое. Форсить потом будешь. Если живы останемся, — подстегнула я Люсьен, видя, с какой ужасной гримасой рассматривает она древние свитера и наполовину разползшиеся ватные штаны из гардероба тети Кати. Я первым делом натянула на себя толстые мужские кальсоны с начесом, на которые нормально легло чье-то фиолетовое трико с пузырящимися коленками. Наверное, у тети Кати когда-то был муж или просто захаживал в дом мужчина, оставивший такие щедрые, бесценные сейчас для меня подарки. В болоньевой синей куртке, из-под которой выглядывала длинная кофта, в шерстяном клетчатом платке Люсьен выглядела как огородное пугало. Ну кто бы узнал в ней недавнюю томно-изысканную восточную пери? Я тоже была хороша. В облупленном трюмо тети Кати отразилась длинная, странная фигура в мохнатом тулупе, шапке-ушанке, подшивных катанках.

Вот тебе и мишки в лесу. Съела? Конфетки-то с особой начинкой оказались, с привкусом крови и свинца.

Вошла тетя Катя и молча положила перед нами две пары лыж с полужесткими креплениями — на таких уродских дровах обычно школьников заставляют бегать кроссы, изверги. С сомнением осмотрев спортивный инвентарь, я положила в карман тулупа веревку — на всякий случай.

Не теряя больше ни минуты, мы, то есть два чучела, которые еще недавно были Таней Ивановой и Люсьен, вышли на заснеженный двор.

— Ты предупредила, чтобы она ни слова? — вопросительно кивнула я на застывшую в дверях фигурку тети Кати.

— Могила, — заверила Люсьен. — Я ее выручила однажды, когда муж помирал, — она теперь для меня все сделает…

Я уж не стала говорить Люсьен, что все-таки положила тете Кате деньги под крышку сахарницы, на дне которой еще виднелся белый песочек. Завтра или послезавтра будет сахаром наполнять — и отыщет. Говорят же, что молчание — золото, а золото дорого стоит.

Наш путь на лыжах по заснеженной реке, арктический переход по маршруту Пупырловка — Гореево занял часа четыре непрерывных, молчаливых мучений. Самым трудным для Люсьен оказалось спускаться на лыжах с горки от дома тети Кати к лежащей под слоем льда Пуповке. Пришлось выковыривать ее из снега, искать разбросанные по пригорку палки, покрепче привязывать к ее ногам лыжи. Дальше дело пошло лучше — как заправские лыжники-тихоходы мы двинулись пересекать реку: я впереди прокладывала лыжню, Люсьен тяжелым паровозом дышала сзади. Всю дорогу мы молчали. Во-первых, неудобно разговаривать, когда все лицо облеплено снегом, во-вторых — достаточно опасно. На реке слишком далеко разносится даже нечаянный чих, не то что разговоры, правда, снегопад служил нам сейчас отличной звукоизоляцией и заодно сообщником-конспиратором.

Ух ты, какой же был новогодний снегопад! Щедро насыпал Дед Мороз под Новый год своего добра на наши головы. Хоть бы с недельку постояли такие сугробы, до новогодней ночи. Пока мы скользили по снегу в волшебной снежной ночи, я даже почти что и забыла про недавнее убийство, опасность, охоту на Виталю. В голову лезли мысли о скором празднике, подарках, снеге. О том, в какие цвета должно одеваться согласно гороскопу в новогоднюю ночь. В общем, конфетти какие-то цветные, а не мысли кружились в голове частного детектива. Но затем я вспомнила сегодняшний «утренник» и тот ни с чем не сравнимый хруст разбивающихся о стол игрушек с опрокинутой елки. А тяжелой казалась эта елка, наверное, из-за стеклянных гирлянд.

Володька Кривин тоже ведь думал, что встретит этот Новый год весело, закатит шумную пирушку. И та девушка, громко вскрикнувшая после второго выстрела. Я даже и не запомнила толком ее внешность — только челку до самых бровей и худенькие плечи, выступающие из открытого платья на тонких бретельках, которые я про себя называю «комбинациями». Как она-то оказалась в этой заварухе? Подружка Люсьен с молодым мужем в галстуке, приглашенные для интерьера?

Время от времени я останавливалась, давая Люсьен возможность отдышаться, но даже не поворачивалась в ее сторону, а лишь смотрела вперед на приближающиеся из-за реки огни.

Странно, что я совсем не устала от ходьбы на лыжах. Наоборот, с каждым шагом двигаться было все легче, все радостней. Я всей грудью вдыхала зимнюю свежесть деревенского воздуха и почти наверняка знала, что нам удалось-таки выбраться из переделки. Дочапав до села и поднявшись на пологий пригорок, мы с Люсьен оказались во вполне цивилизованном месте — на улицах Гореева горели фонари, двигались прохожие, из окон домов доносилась музыка. Пришли!

Закинув лыжи на плечи, мы с Люсьен как заправские спортсменки-комсомолки бодро двинулись по селу, стараясь все же держаться не слишком освещенных мест, вышли к шоссе, стали весело прыгать перед попутками. Две легковушки высокомерно промчались мимо, зато первый же «КамАЗ» сжалился над заснеженными лыжницами, остановился.