Эти бессмысленные строки весьма мало напоминали Шекспира. Но этого оказалось достаточно, чтобы Ленора, движимая любопытством, вскочила на ноги. Прихватив свой бокал с шерри, она выбежала на крыльцо, откуда открывался прекрасный вид на берег. Она отошла подальше от мужчин, Ленора остановилась у перил и повернулась к океану.
Темное пятно на поверхности океана указывало, где стояла «Речная ведьма». Вдруг от нее отвалил легкий катерок и, подгоняемый приливом, легко полетел к берегу, пересек лунную дорожку и направился к тому месту, где огоньки указывали на лагерь Эштона. По мере того, как катерок приближался к берегу, ее слуха коснулся мерный скрип уключин. Гребли двое. Через несколько минут лодка врезалась носом в песок и выпрыгнувшие на берег мужчины вытащили ее на берег. Двое слуг, одетых в белоснежную форму, достали откуда-то из носовой части тяжело нагруженный серебряной посудой поднос и заторопились с ним ко входу в палатку. Принявшись за работу, они мигом зажгли фонари по углам шатра так, что, к величайшему удивлению Малькольма, там стало светло как днем. Поверх стола легла ослепительно-белая скатерть, и вскоре на ней засверкала посуда. Ничего не было забыто, приборы, бокалы, даже серебряный канделябр — словом, готовился настоящий ужин на двоих. Все сгорали от любопытства — кто же будет гостем на этом пиршестве. Затаив дыхание, они ждали, и Ленора в том числе.
В благоуханном ночном воздухе поплыли нежные звуки виолончели, и все затаили дыхание. Ленора сделала равнодушное лицо — она заметила краем глаза, что Малькольм следит за ней, и глаза его пылают злобой. Мелодия вдруг оборвалась, и через мгновение волшебные звуки полились с новой силой. Ленора узнала их любимую пьесу. Малькольм, будто загнанный зверь, заметался по веранде, и вдруг замер, уставившись туда, где ярко сияли огни. Склонившись вперед, Ленора забыла обо всем. Она позволила музыке унести ее далеко-далеко, в Белль Шен, где она был когда-то так счастлива. Ее сердце сладко замерло, и она погрузилась в мечты, пока возвращение Малькольма не вернуло ее с небес на землю.
Он раздраженно взглянул на Сомертона, и губы его презрительно скривились.
— Неужто можно слушать этот вой? Словно бродячая кошка угодила в капкан! И можно догадаться, каким местом!
Роберт сделал большой глоток.
— Да нет, парень, не угадал. Просто они вместо струн на скрипку натянули овечьи кишки. Вот и пиликают.
— Это не скрипка, — отрезала Ленора, вне себя от их скудоумных острот.
Отец изумленно уставился на нее.
— Что-то у тебя не в порядке с чувством юмора, девочка моя. Ты разучилась понимать шутки?
— Похоже, этот воющий и мяукающий под окнами котяра сводит ее с ума! — огрызнулся Малькольм. — У нее прямо пятки чешутся бежать к нему!
А почему бы и нет?! Ни слова не сорвалось с ее губ, но резкий ответ повис у нее на языке. Да она была бы счастлива сменить идиотские остроты своих собеседников на любовь и внимание, по которым она изголодалась и которыми ее окружил бы Эштон.
Слуга подошел к откинутому пологу в шатер и что-то негромко сказал. Музыка оборвалась и Ленора невольно задержала дыхание, когда на пороге появился Эштон, совершенно один. Он был дьявольски красив. Помедлив перед цветущим кустом жасмина, он сорвал усыпанную белыми бутонами ветку и положил ее на одну из тарелок. Усевшись напротив, Эштон ждал, пока слуга наполнит его бокал. Потом, попробовав вино, одобрительно кивнул и обед, настоящий парадный обед начался. Второй прибор по-прежнему стоял напротив Эштона. И, наконец, Ленора поняла, что означает ветка жасмина, лежащая на тарелке. Это было приглашение — Ленора она или Лирин, неважно, он давал ей понять, что ждет ее.
Намек Эштона дошел, наконец, и до Малькольма и он повернулся к ней, кипя от злости. Но она, не дрогнув, встретила его сверкающий взгляд, только мягко улыбнулась в ответ. Однако, когда Меган подошла к дверям сообщить, что кушать подано, Ленора про себя вознесла краткую благодарственную молитву небесам, что они избавили ее от очередного выяснения отношений. И все время, что длился обед, она будто купалась в волнах той любви, что была так близко, не обращая ни малейшего внимания на хмурую физиономию Роберта и полные ненависти взгляды, что кидал на нее Малькольм.
На следующий день Ленора велела Меган извиниться и сообщить, что она не спустится в гостиную, предпочитая подольше понежиться в постели, перебирая в памяти вчерашний вечер. Похоже, это было ясно и Малькольму, но не слишком его обрадовало. Не прошло и нескольких минут, и Ленора услышала, как он в бешенстве выскочил из дому, велев Роберту быть начеку, чтобы не дать влюбленным встретиться, пока его не будет. Леноре следовало при этом оставаться в доме, а Эштону — в своей палатке. Но, несмотря на разделявшее их расстояние, душой они были вместе. Стоило Леноре выйти на веранду, чтобы полюбоваться свежестью раннего утра, как полог резко откинулся и почти одновременно с ней из шатра появился Эштон. Он успел только бросить взгляд в сторону дома, и она обернулась к нему. Одно долгое мгновение они, казалось, позабыли обо всем. Даже на расстоянии Ленора чувствовала его любящий взгляд, и сама восторженно любовалась им. На нем были только тесные плавки, которые обтягивали бедра, ничуть не скрывая при этом его великолепной мужественности. Ленора почувствовала, как жаром опалило его щеки — ведь он стоял перед ней, обнаженный, с бронзовой от загара кожей, красивый, как Аполлон. А то, что она не могла видеть на расстоянии, услужливо дополнила ее память. Солнечные лучи играли на тяжелых, выпуклых мышцах его груди. Она припомнила, как золотились на солнце курчавые волосы, узкой полоской сбегая вниз по плоскому и твердому животу. У него были длинные, мускулистые, стройные ноги, такие же загорелые, как и все его тело.
В ней словно стала медленно раскручиваться тугая пружина желаний и чувств, которые так долго были подавлены, и вот сейчас она снова почувствовала, как кровь бешено заструилась по жилам. Ленора гадала, испытывает ли он нечто подобное. Она увидела, как Эштон снял со спинки стула большое полотенце, перекинул его через плечо и направился к берегу, где волны океана лениво и шумно плескались о берег. Уронив полотенце у самой воды, он шагнул в воду, прыгнул и поплыл. Его руки с силой рассекали воду, но Ленора заметила, что Эштон плывет, не глядя. Она понимала его, чувствовала кипевшее в нем напряжение. Но он хотя бы мог дать ему выход. А у Леноры мучительно болело все тело, и она могла только мечтать о том, чтобы хоть как-то дать выход своим чувствам. Увы, для нее оставался только один путь — как и раньше, подавлять огонь желания, бушевавший в ее крови, и надеяться, что со временем она сможет принять Малькольма, как когда-то приняла Эштона.
Ленора машинально потерла лоб, словно надеясь постепенно разрушить стену, укрывавшую ее память, и отыскать то, что она скрывала. Если бы только ей удалось найти в ней местечко для Эштона, какое-то пусть мимолетное, но дорогое воспоминание. Но она давно уже поняла, что все это напрасно. Он был частью ее настоящей жизни, а прошлом для него не было места.
Солнце стояло уже высоко, и жар волнами накатывался на землю. У нее закружилась голова, и вдруг в сознании медленно возникло видение. Она увидела себя где-то далеко на берегу океана. Так же ярко светило солнце. Девочка с пышными волосами цвета осенней листвы строила для своей куклы дворец из песка. Это была она. Или Лирин? Она не могла заглянуть дальше, будто смотрела в прошлое сквозь узкий тоннель, но она была уверена, что бегала и играла с другой девочкой, которая была очень похожа на нее. Девочки хохотали, гоняясь друг за другом почти у самой воды. Им было лет по шесть или чуть больше. Тут вдруг их окликнул женский голос: