– Вы готовы?
Белла кивнула:
– Я всю жизнь ждала этого момента, но сейчас идите вы первым.
Глубоко вдохнув, Леон открыл дверь:
– Добрый вечер, Люсиана.
Музыка смолкла. Люсиана встала и торопливо двинулась по восточному ковру ему навстречу:
– Леон, спасибо, что пригласил нас. Еде же твоя драгоценная крошка?
Он отметил, что у обеих женщин одинаково дрожит голос, когда они волнуются. Они были примерно одного роста, с темными волнистыми волосами, просто Люсиана стала носить короткие модельные стрижки. Леон поцеловал мачеху в обе щеки и произнес:
– Наверху, с папой. Но прежде чем они спустятся, я хочу тебя кое с кем познакомить.
– С кем-то особенным?
Леон знал, о чем она сейчас подумала. Отец был постоянно озабочен личной жизнью старшего сына и, несомненно, обсуждал список подходящих девушек из знатных семей с Люсианой.
– Да, она очень особенная. С ней надо говорить по-английски. Заходите, Белла, – позвал он, обернувшись.
Стоило Белле переступить порог гостиной, как лицо Люсианы выразило сперва недоверие, затем изумление. Она так побледнела, что Леон обхватил ее за плечи и помог сесть на ближайший стул.
– Твоя дочь прилетела из Нью-Йорка, чтобы разыскать тебя.
Последовала полная тишина, затем Люсиана воскликнула:
– Арабелла?!
Из глаз Беллы хлынули слезы. Румянец сбежал с ее щек. Испугавшись, что она упадет в обморок, Леон поспешил усадить ее рядом с матерью.
– Это мое полное имя? – спросила она потрясенно. – Арабелла?
– Да. Арабелла Донателло Слоун… Твой отец был англичанин. Арабеллой звали его бабушку. Она говорила, что это означает «прекрасная львица». А ты такая красавица… Не знаю, как ты меня нашла, но… ох, моя дорогая, моя малышка, я тосковала по тебе с того самого момента, как отдала тебя. И я молилась… Можно мне обнять тебя?
Словно молния вспыхнула внутри ее, оживив ее, озарив лицо. Белла, как и мать, вся сияла. Они не замечали никого, кроме друг друга.
При виде двух женщин, которые плакали, обнимались, задавали вопросы в один голос, у Леона перехватило дыхание. Объяснение значения имени Беллы напомнило ему вчерашний разговор о собственном имени, означавшем «лев». И Белла тоже вспомнила, потому что бросила на него быстрый взгляд. Странное совпадение…
– Я хочу рассказать тебе о твоем отце… У меня дома есть его фотографии.
Белла улыбнулась Леону.
– Арабелла – его бабушка – одна его воспитывала. Мы вместе выбирали имя для тебя. И «Арабелла» нам понравилась больше всех. Ты бы обязательно полюбила его, но его убили до того, как мы успели пожениться. Меня так это потрясло, что, когда ты родилась, я решила отдать тебя. Я не хотела, чтобы тебе тоже причинили вред.
Леон подошел к ним:
– Теперь мы знаем, что эти смерти не были убийством, и Роберт погиб из-за несчастного случая.
– Да, но я узнала об этом лишь несколько месяцев назад. Как подумаю обо всех этих годах, которые мы потеряли… – Люсиана начала всхлипывать.
Белла надолго приникла к ней:
– Что же случилось с отцом?
– Роберт стал переходить перекресток, и вдруг откуда ни возьмись вылетел тот автомобиль, на полной скорости, и сбил его… Водитель даже не притормозил, так и оставил Роберта лежать без сознания.
Белла громко застонала.
– От потрясения у меня начались преждевременные роды, меня отвезли в больницу. Ты родилась на месяц раньше, Арабелла. Ты еще лежала в интенсивной терапии, когда я хлопотала о его похоронах. Полиция так и не нашла сбившего его человека.
– Как это было страшно для… тебя… – Белла еще крепче обняла ее.
– Да, было страшно, тем более что я не могла рассказать отцу. Он ничего не знал о Роберте. Если бы я взяла тебя в Италию, он не позволил бы мне жить с тобой. Но самое главное, я боялась за твою жизнь. Когда я принесла тебя в приют, тебе еще требовался особый уход. Но отец настаивал, чтобы я немедленно возвращалась домой. У него было плохо с сердцем, и он намекал, что хочет познакомить меня с графом Малатестой, жена которого недавно умерла от рака. Мы поженились в день, когда мне исполнилось двадцать. То, что он не отказался от меня, после того как я открыла ему всю правду о себе, означало, что он хороший человек. Но тогда в Нью-Йорке я и подумать не могла, что снова выйду замуж. Мучительно было отдавать тебя, такую маленькую, сестрам. Я сказала, что тебя зовут Беллой. Чтобы никто не смог связать тебя со мной и Робертом. Еще я просила их обещать, чтобы твои приемные родители обязательно водили тебя в церковь.
– Надин всегда водила меня!
– Слава богу.
За все годы, что Леон знал Люсиану, она никогда не говорила так много. Сейчас он за один раз узнал о ней достаточно, чтобы перечеркнуть все те небылицы, о которых шептались слуги и прочие любители сплетен. Но эти пустые слухи тем не менее пагубно сказались на прежнем его к ней отношении.
Он вышел из комнаты и ненадолго задержался в холле, чтобы успокоиться. Потом через две ступеньки побежал наверх. Войдя в детскую, он увидел, как Саллисто помогает Кончитте строить башню из кубиков.
– Что же… можно и не спрашивать, как все прошло. У тебя все написано на лице.
Леон кивнул:
– Ты был прав. Эта встреча для них – дар небес. Спустись и посмотри сам.
Он поднял дочку, сжимавшую в руке кубик, и они направились к двери в сопровождении Руфо. Спустившись в гостиную, они увидели, что Люсиана и Белла сидят на диванчике, поглощенные беседой, которая перемежалась то слезами, то смехом.
– Простите нас за вторжение, но моя дочка непременно хочет к вам присоединиться.
– Кончитта! – Люсиана подбежала, чтобы взять ее у Леона.
Обе женщины принялись ворковать с ней, и девочка заулыбалась. Еще ни разу на нее не изливалось такого обилия нежности и любви.
Леон переглянулся с отцом. Оба мужчины были довольны.
– Ужин готов. Пойдемте все в столовую. Сегодня мы будем ужинать все вместе. – Слова Леона привели женщин в восторг.
Он принес стульчик Кончитты, и они попросили, чтобы ее посадили между ними за стол, освещенный свечами.
Леон, оглядевшись, осознал вдруг, что впервые после смерти матери почувствовал себя в кругу семьи. Он уже многие годы не видел отца таким веселым и беззаботным. А Люсиана изменилась настолько, что он с трудом узнавал ее. Ушло уныние, исчезло это постоянное выражение затаенной грусти в глазах.
И еще за его столом сидела та, которая всколыхнула в нем новые незнакомые чувства…
После смерти Бенедетты Кончитта была единственной его радостью. Потеряв жену, Леон не мог смотреть на других женщин. Он был уверен, что никогда уже не свяжет себя узами брака. Никто ему не был больше по-настоящему нужен, кроме дочери.