Припарковав машину на специальной стоянке, мы вошли в
огромный холл и поднялись в лифте на пятый этаж. Здесь нас ждала ковровая
дорожка необыкновенной ширины, стоившая, надо полагать, немалых денег, а также
улыбающийся молодой человек за столом стерильной белизны, навевающий мысль об
операционной, язвах желудка и аппендиците. Но молодой человек вид имел
цветущий. При нашем появлении он поднялся и с радостью шагнул навстречу, точно
ждал нас целый год, как дети ждут елку или поездку к морю.
— Прошу вас, — сказал он, поздоровавшись, и указал
рукой в сторону белоснежной двери. Все здесь выглядело белоснежным, а жест
ухоженной руки с безукоризненным маникюром был так изящен, что меня тут же
потянуло к зеркалу: повторить и вообще потренироваться. Я обвела взглядом холл,
но зеркала не обнаружила. Дверь перед нами предусмотрительно распахнули, и мы
оказались в коридоре. Ковер здесь был поуже, зато чудовищной длины. Все это впечатляло,
причем не только меня и Владимира Петровича, неискушенного в коврах, но и тетку
Серафиму, отчего та начала хмуриться, презрительно вздернув нос. Зная ее с
пеленок, я поняла: это рвется наружу желание поскандалить. Миновав приемную,
где за компьютером сидела секретарша, кстати, красивая, что всегда немного
раздражает, мы под ее пристальным взглядом вошли в кабинет хозяина. Взгляд,
которым она нас проводила, воодушевлял: выглядели мы, судя по сведенным бровям,
весьма впечатляюще.
Кабинет тоже был белоснежным: стены, шторы, мебель и даже
ковер казались девственно чистыми, как первый снег. Ума не приложу, как люди
умудряются работать в такой обстановке? Пока мы пытались прийти в себя от
невиданной роскоши, хозяин поднялся нам навстречу из-за своего неописуемо
прекрасного стола, сделанного не иначе как из слоновой кости или бивня мамонта.
Поднялся и лучисто улыбнулся, правда, до того парня в коридоре ему было
все-таки далеко.
Илья Сергеевич оказался высоким, полноватым, с намечающейся
лысиной блондином, одетым по случаю жары в легкий светлый костюм. Костюм не был
белоснежным, и это радовало: мужчины в белом ассоциируются у меня с зубными
врачами” что вряд ли способно согреть душу.
— Добрый день, — поздоровался Илья Сергеевич, едва
заметно картавя. — Очень рад.
Он приложился к моей ручке, чем порадовал: приятно иметь
дело с галантным мужчиной. Серафима облобызать свою не дала, что было странно:
чего ж жадничать?
— Знакомься, Илья Сергеевич, — сказал Серафимин
верный друг, с легким недоумением взирая на тетушку. — Это Серафима
Павловна…
— А мы знакомы, — улыбнулся Тарханов. —
Помните, Серафима Павловна, на презентации…
— Помню, — сурово кивнула та, а Илья Сергеевич
засмеялся.
— Ловко вы меня тогда отшили.
— Что ж, теперь не поможете?
— Помогу, — усмехнулся он. — Я не
злопамятный.
Илья Сергеевич повернулся в мою сторону.
— Лика, — скромно представилась я.
— Лика? — спросил Тарханов, жестом пригласив нас
присесть. — А как, простите, полное имя?
— Давайте приятельствовать, — дружелюбно
предложила я, — и полное имя не понадобится.
— Приятельствовать с превеликим удовольствием, только
отчего ж не дружить?
— Это как получится, — сказала я, потому что не
люблю загадывать. Свое имя я тоже не люблю.
Илья Сергеевич оказался дотошным парнем.
— Лика — это Анжелика, верно?
— Верно, — покаялась я.
— Красивое имя и вам очень идет…
— Все так говорят.
— Нет, в самом деле.
— Давайте отвлечемся от моего имени, — начала
раздражаться я. — Мама обожала французские фильмы. Встречаются вещи
похуже, хотите расскажу?
Илья Сергеевич засмеялся.
— Я просто хотел сказать, что вы очень красивая.
Честное слово, красивее настоящей.
— Мама всегда рада кого-нибудь переплюнуть, —
кивнула я. — Мы пришли по делу. Правда, я уже забыла по какому, но точно
помню, что по делу.
Ухмыляющийся Владимир Петрович счел нужным подать голос:
— Илья Сергеевич, не мог бы ты завтра на пару часов
одолжить свою прекрасную машину вот этим женщинам? Конечно, вместе с шофером.
Тарханов был слегка удивлен, смотрел на Владимира Петровича
так, точно ждал, что тот засмеется и скажет: “Шутка”, но не дождался и кивнул:
— Конечно, а можно узнать зачем? Владимир Петрович
хихикнул с некоторым ехидством.
— Да вот, задумали они авантюру. Довольно сомнительную,
ежели честно. Но чем черт не шутит. Видишь ли, — доверительно понизил он
голос, — Лике понравился один мужчина, и она хочет произвести впечатление…
— Моей машиной? — засмеялся Илья. — Это
шутка. Зачем такой женщине машина? Достаточно просто войти и сказать: а вот и
я.
— Я намерена произвести сокрушительное
впечатление, — разозлилась я. — Ваша машина плюс мои небесные черты…
— А это стремление никак не связано с неприятностями
Серафимы Павловны? — спросил Тарханов.
— О моих неприятностях, кажется, знает весь
город, — заметила тетушка.
— Слухами земля полнится, — в тон ей ответил Илья
Сергеевич.
Серафима продолжала взирать на него неодобрительно. Чем
Тарханов ей так досадил, было непонятно. Вполне симпатичный мужчина тридцати
пяти лет, конечно, в нем были кое-какие изъяны, например, неуместная
дотошность, но в целом он производил впечатление положительного человека,
твердо стоящего на ногах. Меня всегда тянуло к положительным. А Серафиму
почему-то нет. Странно, вроде бы росли мы вместе…
Илья Сергеевич перестал улыбаться и сказал вполне серьезно:
— Серафима Павловна, я с радостью вам помогу, я имею в
виду…
— Не трудитесь, я сообразительная. Мне нужна машина на
пару часов.
— Так все-таки вам?
— Я принимаю близко к сердцу дела моей племянницы.