— Поехали, по дороге все узнаете. Илья Сергеевич
поспешил прийти в себя и поинтересовался, куда запропастилась его охрана.
Отвечать никто и не думал. Парни взяли меня в плотное кольцо, я припала к
Серафиме, а Илью ненавязчиво оттеснили. Как видно, встречи с ним Циркач не
искал.
— Я позвоню, — торопливо заверила его тетушка и
зашагала по-солдатски быстро.
Мы свернули за угол и оказались перед голубым
микроавтобусом, торопливо устроились и покатили по улице. Накрапывал дождь,
было тоскливо и неуютно.
— Извините, — обратилась я к точной копии каменной
глыбы острова Пасхи. — Куда мы едем?
К моей великой радости, он ответил охотно, назвал один из
районных центров, до которого было километров тридцать. Пояснил, что там мы
будем жить в частном доме под надежной охраной, а в городе сейчас опасно.
Беспокоиться, по его словам, совершенно не о чем, с Сергеем я увижусь уже
сегодня, И вообяце на свете стоит жить. В заключение он протянул телефон и
предложил позвонить Сереже. Я позвонила и услышала все те же заверения. Телефон
вернула и нерешительно улыбнулась. После этого мы познакомились.
Твердокаменного звали Саша, того, что за рулем. Гена, а молчуна со шрамом на
шее — Андрей.
Дом, куда нас привезли, стоял на окраине небольшого
фабричного городка. Дома здесь в большинстве своем деревянные, и этот ничем не
отличался от сотни других. Мы прошли к калитке. Высокое крыльцо, под окнами
доцветают георгины, большой сад. Приятное место. Мы немного потоптались у двери,
пока Саша не отыскал ключ и не открыл тяжелый навесной замок. Внутри дом был
чистеньким и уютным. И принадлежал, о судя по старенькой мебели, расшитым
салфеткам и фотографиям на стене в самодельных рамках, какой-то старушке.
— Здесь живет ваша бабушка? — спросила я,
оглядываясь.
— Жила, — ответил Саша. — Умерла зимой
бабуля. Вы не стесняйтесь, будьте как дома.
Через полчаса мы пили чай из самовара с сушками и сахаром.
Ребята выглядели мирно, вроде бы старались нас развлечь и смогли произвести
впечатление на Серафиму. Она начала милостиво улыбаться. Если отвлечься от
мысли, что чай мы пьем скорее всего с бандитами, приходилось признать, что они
приятные и веселые люди. В общем, повода жаловаться на жизнь не было.
Циркач приехал около пяти. К этому времени ребята съездили в
магазин, закупили всякой снеди, и мы устроили в саду пикник, правда, без
выпивки, чему мы с Серафимой порадовались. Дождь давно кончился, трава высохла,
и мы расположились поддеревьями. Туги появился Циркач, держа в руке два больших
яблока, сорванных по дороге, и улыбался. Мы замолчали на середине фразы,
ожидая, когда он подойдет.
— Привет, — сказал Циркач, усаживаясь рядом.
Ребята без лишней суеты встали и удалились.
— Здравствуй, Сережа, — ответила я, Серафима
ограничилась кивком. Он захрустел яблоком, потом улыбнулся, похвалил вкус и
забросил огрызок в глубину сада. Достал из куртки конверт и протянул тетушке.
— Деньги, — пояснил он.
Серафима едва заметно поморщилась и собралась что-то
сказать, но передумала. Уверена, это было мудрым решением. За нее сказала я:
— Спасибо.
— Вчера я очень беспокоился, — заметил он, правда,
с улыбкой. — Звонил.
— Я хотела уехать, Сережа… — покаянно ответила я.
— Знаю.
— Мы просто очень испугались, — сочла я нужным
пояснить.
— Здесь безопасно. А через несколько дней все
кончится. — Тут был бы уместен вопрос: что все? Но задать его желания не
возникало. — Пройдемся? — предложил он, я поспешно встала. Мы
направились к кустам смородины между грядок. Серафима, осознав, что много мы
так не нагуляем, из сада удалилась. Циркач щурился на солнце, смотрел в
сторону, был странно чужим и далеким. Я сказала:
— Эти деньги… не стоило их возвращать. Бог с ними.
Циркач не ответил и даже виду не подал, что услышал. Я
кашлянула и спросила робко:
— Сережа, а мы поедем на… эти острова, забыла, как они
называются?
Теперь он посмотрел мне в глаза. Внимательно. Надо полагать,
вид у меня был жалостливый. Он обнял меня одной рукой, прижал к себе и сказал:
— Если захочешь.
— Я очень хочу, — торопливо заверила я и в этот
момент действительно хотела оказаться на каких-нибудь островах в тысячах
километрах отсюда.
— Значит, поедем.
— Когда? — Я потерлась носом о его плечо, как ни
странно мужчин это обычно умиляет. — Я спрашиваю, потому что отпуск у меня
скоро кончится, первого октября открытие сезона…
— Все это на несколько дней, — заверил он. —
Потерпишь?
— Конечно. Ты приедешь?
— Если смогу.
Мы еще погуляли между грядок, я ничего против не имела, но
вздохнула с облегчением, когда он сказал:
— Мне пора.
— Я тебя до машины провожу, можно? — Роль ласковой
дурочки всегда давалась мне легко. В театре я их часто играю. Однообразно, зато
выходит с блеском.
По пути я неожиданно для самой себя и спросила, тихо и очень
робко:
— Сережа, ты меня любишь?
Он уже сделал шаг к машине, замер, медленно повернулся и
спокойно и просто ответил:
— Да.
Но такую простоту не сыграешь, кому знать, как не мне? Он
ответил “да” и не задал свой вопрос, может, потому, что знал ответ.
— Я тебе телефон оставил, — сказал ухе в
машине. — Номер ты знаешь. И не бойся. У твоей истории будет хороший
конец.
— Он уехал забрав с собой Андрея и Гену. С
обязанностями охранника легко мог справиться один Сашка.
Я села на скамейку возле дома, испытывая по отношению к себе
ранее неведомое гадливое чувство. В этом состоянии меня и нашла Серафима.
— Ну и чего ты здесь сидишь? Наслаждаешься
самобичеванием?
— Он приедет, и я все ему расскажу.
— Что? — усмехнулась тетушка.
— Все. Всю правду.
— Правда, она только у дураков одна. А у тебя еще тетка
есть. Живая. Пока. И мечтающая проскрипеть лет до девяноста. Это первое.
Второе: что он тебе там сказал, дело не мое, но благородство ему скоро надоест.
Так что и о себе подумай. Если мы здесь надолго засели, то придется нелегко.
Положим, пару раз отговоришься критическими днями, а потом?
— Он не такой…