Синдром отсутствующего ёжика - читать онлайн книгу. Автор: Наталия Терентьева cтр.№ 47

– Вадима Семеновича? – любезно ответила секретарь. – А кто спрашивает?

– Пациентка. Хочу сделать себе пластику носа.

– Очень хорошо. Минуточку…

– Ало, – ответил Хисейкин через минуту усталым, измученным голосом. Как будто только что прооперировал сложный случай и вышел на пять минут, чтобы покурить и оправиться перед следующей операцией.

Я попыталась подавить мгновенно вспыхнувшее во мне раздражение. Мне это будет мешать.

– Здравствуй, Вадик. Это Саша.

Он почемуто не сразу меня узнал. А может, делал вид, пока отходил в место, где его никто не увидит и не услышит.

– Саша, Саша… – повторил он будто в задумчивости. – Ах, Саша! – и его голос наполнился злобой и ядом.

Может, я не права, что столько лет, мучаясь и ненавидя его, общалась с ним? В сотый, тысячный раз спрашиваю себя. Эта ложь и искорежила Ийкину душу. Она никак не могла взять в толк – где же правда. Когда я говорю, что папа не очень хороший человек, или когда мы вместе идем в театр и в антракте папа покупает мне бутерброд с белой рыбой, а я его ем. Худой мир лучше доброй ссоры… – пыталась я на себе и на своей дочке доказать правильность этой высокогуманной сентенции. В самом деле, разве не лучше иметь сдержанные и прохладные отношения, чем каждый раз, видя друг друга, с размаху давать в морду? Только вот ненависть, копившаяся годами, никуда не ушла, она настоялась и уплотнилась, черным, страшным сгустком застыв гдето в глубине души… А так хотелось верить, мне самой хотелось, что ненависти больше нет – ни у него, ни, главное, у меня в душе.

– И что же тебе нужно, Саша?

– Я хотела, Вадик, поговорить с тобой об Ийке.

– Мне не о чем с тобой говорить, – ответил Хисейкин и положил трубку.

Так… Ладно. Я постаралась взять себя в руки. Выпила чаю с молоком, стоя у окна, прочитала несколько раз подряд «Отче наш», глядя на нежные березы во дворе. Подошла к Грише, посмотрела, что он читает, – Гриша спал, положив голову на нравоучительную книжку певицы Мадонны, он нашел ее у Ийки на полке. В красиво иллюстрированной книжке старательно рассказывалось, как плохо быть богатым и жадным и хорошо – бедным и щедрым. Какая удивительная правда жизни! Надо захватить книжку с собой и дать ею Вадику по башке…

Захватить с собой? Я, похоже, собираюсь ехать и разговаривать с Хисейкиным. Да, если бы не спящие детишки…

Час, пока спали дети, я приводила себя в порядок, чтобы чемто занять время. Вымыла голову, сделала маникюр, допускаемый моей профессией, попробовала даже подкраситься, но все тут же смыла. Кажется, я отвыкла от себя накрашенной. Какойто странный вид – настороженный и неестественный… Может быть, я уже смотрю на себя в зеркало глазами Хисейкина, поскольку собираюсь встретиться с ним и заранее напрягаюсь внутренне.

На наших редких встречах с Хисейкиным я всегда чувствовала себя ужасающе под его брезгливым, недоуменным взглядом. Что бы я ни надела, как бы ни причесалась, он смотрел на меня так, словно меня только что, всю грязную и мокрую, достали из помойки и предложили ему потрогать и понюхать. Поэтому в его присутствии мне хотелось еще уменьшиться, совсем стать невидимой и неслышимой, лишь бы только не попадать под тяжелый, придавливающий меня к земле взгляд его глаз.

Я очень долго ходила вместе с Ийкой на ее встречи с Хисейкиным. Если я пробовала отправить ее одну, то с ней обязательно чтото происходило. Вадик мог накормить ее чемто несвежим в театральном буфете, напоить пивом – чтобы девочка узнала жизнь, держась за руку папы, а не с хулиганами в подъезде. Мог простудить, привести домой без шапки с мороза, оставив шапку в машине, а машину – в трехстах метрах от нашего дома. Когда Ийка чуть повзрослела, я уже с более спокойным сердцем отпускала ее, тем более что отпускать приходилось не чаще, чем раз в месяц, в день получения алиментов.

Так уж мне хотелось, чтобы Иечка не знала отказа хотя бы в главном – в еде, в книжках, в одежде, в летних поездках на море, чтобы у нее всегда была возможность говорить и думать: «А вот мой папа!..» Так права я была или нет? Ела Ийка все равно плохо, и не знаю, так ли уж часто хвасталась отцом… Только выросла моя дочка в совершенно перекошенном, неправильном, изувеченном компромиссами мире. И не понимает теперь, где верх, где низ, что хорошо, что плохо, а что – очень плохо, невозможно, так, как просто не должно быть.

Меньше всего мне хотелось заходить в ту клинику. Но это был самый реальный способ увидеть Хисейкина. Он, видимо, как раз собрался домой, и, задержись мы еще минут на десять, я бы его не застала.

В легком твидовом пальто, с небрежно наброшенным клетчатым шарфом он выглядел очень респектабельно. Вид портили черные маслянистые волосы, как будто еще больше поредевшие и открывшие череп с того раза, как мы виделись в последний раз. Хисейкину пришлось криво улыбнуться – нас видела администратор и несколько человек, стоявших около кассы, чтобы оплатить какието услуги.

Хисейкин стремительно прошел мимо нас на улицу, бросив на ходу:

– Здравствуйте, Саша. Как у вас выросли детки!

Я только вздохнула и, подтолкнув замершего Гришу, вышла за ним на улицу.

Хисейкин не убежал, стоял у крыльца своей клиники и разворачивал жвачку.

– Подрабатываешь? – кивнул он на мальчиков, засовывая жвачку в рот.

– Ийка пошла в школу? – не отвечая, спросила я, подхватив на руки крутившегося на одной ноге и уже пару раз падавшего на месте Владика.

– Зачем ей школа, Саша? Ты же сама все знаешь. Куплю я ей аттестат. Выйдет замуж, будет хвастаться, что окончила с отличием среднюю школу. Больше ей и не нужно.

– Ты зачем ее позвал, Вадик?

– Я тебе уже объяснил зачем – чтобы жизнь другую понюхала. И потом. Она – хорошая няня, очень старательная. Если бы не Мариша, я бы ее и не выгонял никуда…

Он покрутил кольцо на безымянном пальце, а я вспомнила, как ранило меня это кольцо в первые годы после нашего развода. Он женился на Марине сразу, сразу и кольцо надел, семафоря всему миру о своей порядочности. Когда мы были женаты, он даже и слышать не хотел ни о каком кольце, четко объясняя мне, что потеряет его в первом же «сортире»…

Я усилием воли отвела глаза от его кольца, доставившего мне в свое время столько неприятностей.

– Послушай, Вадик. Я не знаю, что ты там наобещал Ийке и почему она ушла из дома…

– Ушла, потому что ты – плохая мать и неудачница, ничтожество. Она ушла туда, где теплее. Это нормально. Это позиция здорового человека, – улыбнулся Хисейкин.

– Хорошо, – кивнула я и опустила энергично качающегося у меня на руках Владика на землю. Краем глаза я увидела, как Гриша покровительственно взял его за плечо, и мальчики чуть отошли в сторонку. – Но ты запомни – если… Если Ийка не будет ходить в школу или ты сделаешь ей чтото плохое, я…

– Что, Саша, ты мне тогда сделаешь, а?