Мой спаситель - читать онлайн книгу. Автор: Глиннис Кемпбелл cтр.№ 50

Должно быть, Дункан догадался, что Лине попытается ударить его за эти слова, потому что его левая рука метнулась и перехватила ее запястье, прежде чем она смогла ее поднять. Через мгновение он схватил ее за другую руку. Лине оказалась в ловушке.

Время остановилось, когда он вперил в нее туманный, поддразнивающий взгляд. Целую вечность он изучал ее, внимательно разглядывая лицо, запоминая каждую деталь, пронзая ее насквозь, словно собираясь заглянуть в самую душу. Затем, рассмеявшись, он отпустил ее.

Она сделала глубокий вдох. До этого момента она не чувствовала, что перестала дышать, и не замечала, что, когда она улыбается, в уголках его глаз собираются такие симпатичные морщинки.

— Вы, Лине де Монфор, — сказал он, — боитесь меня.

Она потеряла дар речи и не нашлась, что ответить.

Он покачал головой.

— Вы, которая так храбро оскорбила Эль Галло в доках и осмелилась бросить вызов самому Сомбре, вы боитесь… грязного цыгана.

— Я не боюсь, — шепотом возразила она, в глубине души признавая, что это правда.

— Ведь вы стараетесь держаться от меня подальше. Вы делаете вид, что это от отвращения, но я так не думаю… — Он покачал головой со своей издевательской вежливостью.

— Я в самом деле нахожу вас отвратительным, — заявила она. Но заставить себя посмотреть ему в глаза после этих фальшивых слов, даже когда черная прядь снова упала ему на лоб и в синих глазах засияла насмешка, она не могла.

Лине не ожидала, что после сказанного он рассмеется так искренне и весело, от души.

— О да, отвратительным! И что же именно вызывает такое отвращение? — спросил он, снова приближаясь к ней.

Она попятилась. В цыгане не было ничего отвратительного и отталкивающего. Все в нем было восхитительным — восхитительным и опасным.

— Мой нос? Мои глаза? — голос его стал мягче, обволакивая и соблазняя ее, даже когда она попятилась дальше по проходу. — Мои губы?

Она сделала еще один шаг назад, но споткнулась о брошенную на земле лопату и едва не упала. Цыган протянул руку и схватил ее за локоть как раз вовремя. Но к тому времени она уже прижималась спиной к деревянному стойлу.

— Наверное, у вас вызывают отвращение… мои прикосновения, — сказал он.

Она оказалась в ловушке, зажатая между стеной и мужчиной, чья мужественность, казалось, соперничала по силе с прочностью дерева.

— Должен ли я теперь, — прошептал он, — показать вам, как я поцеловал жену фермера?

— Нет, — она оцепенела. Только не поцелуй, что угодно, только не поцелуй. Но ее губы уже дрожали от предвкушения. Не имело значения, что он делает, не имело значения, как бешено бьется ее сердце, она не уступит его натиску.

— Вот так я поставил свои грубые бедра, — он стал у нее между ног, раздвинув их коленями, прижавшись к ней всем телом, и от такой интимности она лишилась дара речи, несомненно, ощущая его желание. — Потом я положил свою отвратительную руку сюда. — Он перехватил одной рукой ее левое запястье, затем правое и положил ее ладони на свою мощную грудь. Затем Дункан нежно дотронулся до ее шеи. Его палы были, как шелк, когда скользнули по ее гладкой коже и прикоснулись к завиткам волос на затылке.

Дыхание у Лине участилось. Она не осмеливалась взглянуть на него.

— Потом, — прошептал он ей в уголок рта, — я прижал, мои грубые губы… вот так.

Губы его сомкнулись так, словно она была кубком сладкого вина, и язык нежно прикоснулся к ее губам, пробуя их на вкус, искушая ее. Она крепко зажмурилась, пытаясь противостоять собственным желаниям, вознося молитвы, чтобы огонь, который разгорался внутри нее, погас. Но все было напрасно. От его поцелуя из головы улетучились все мысли.

Наконец он отодвинулся, давая ей возможность передохнуть от хаотичных эмоций, переполняющих ее разум. На мгновение она почти обрела способность мыслить.

А потом он поцеловал ее снова. На этот раз он страстно обнял ее, вторгаясь в ее чувства, наслаждаясь ею со всей страстью умирающего от голода человека. Кровь зашумела в ушах, словно это он заставил ее прихлынуть к голове. Каждый мускул ее тела отвечал на его прикосновения, подобно тому, как цветы тянутся к солнцу. И даже после того, как он наконец отодвинулся от нее, проведя большим пальцем по ее нижней губе, она все равно ощущала жидкое пламя его поцелуя. Она больше не могла подавлять томный вздох, который вырвался у нее сквозь стиснутые зубы, вздох, которым она умоляла о большем.

Справиться с собой было так же невозможно, как остановить прилив.

Она никогда не сдавалась. Но стоило ей ощутить требовательное прикосновение его ищущих губ, стоило дотронуться до его тела, как все мысли куда-то испарились. Она знала только, что ей нужно… что-то большее.

Дункан знал, что ей было нужно. И он намеревался всецело удовлетворить ее. Он отпустил ее руки, которые безвольно обмякли, и крепко обнял одной рукой. Но тут, к его изумлению, прежде чем он успел собраться с силами для новой атаки, эта маленькая чертовка набросилась на него и принялась целовать. Она прижалась грудью к его груди, подставила ему свои губы и принялась жадно исследовать руками его плечи, лицо, волосы.

И он потерял контроль над собой.

Такого никогда, никогда не случалось с ним раньше. Он занимался любовью с десятками женщин, целовал сотни из них. Святой Боже, братья де Ваэры служили образцом для всего баронства, когда речь шла о соблазнении. Но он никогда не терял головы. Именно он задавал темп, планировал каждое движение, каждое слово, знал, когда наступает момент, чтобы сдаться. Он всегда знал, как далеко он может зайти и как, сохранив при этом лицо, отступить. Впервые в жизни он был совершенно беспомощен в своих желаниях.

Лине поразила его еще больше, ответив на его поцелуй со страстью, вскружившей голову, как выдержанное вино. Она прижалась к нему всем телом, как тщательно подогнанная одежда, и губами, мускусно-сладкими на вкус, бормоча что-то, вздыхая и целуя его. Ее волосы, подобно шелку, струились у него меж пальцев, и тепло ее тела возбуждало в нем томительное желание.

Господи, он обожал ее.

Матерь Божья, поняла Лине, отрываясь от него, чтобы вдохнуть воздуха, она хотела его — его поцелуев, его ласк, хотела, чтобы он обнимал ее своими мужественными, крепкими руками. Кровь пела у нее в жилах. Она хотела его каждой клеточкой своего существа. И она могла бы сдаться, могла бы позволить ему взять ее всю…

Если бы не куры.

Негромкое кудахтанье устраивавшихся на насесте несушек внезапно наполнило собой все пространство амбара и напомнило ей о том мире, к которому принадлежал этот мужчина. Это был мир, из которого так отчаянно старался вырваться ее отец. Мир, в котором имя де Монфор ничего не значило. Мир, в который, как она поклялась лежащему на смертном одре лорду Окассину, она никогда не вернется.

Она отстранилась, сначала нежно, потом все с большей настойчивостью, и наконец подняла руку к его щеке и просто оттолкнула его.