— Вы хорошо его знали? — повторила вопрос я.
— Да откуда? Как продала им дачу, так с тех самых пор мы больше и не виделись.
— Понимаете, Галина Григорьевна, все дело в том, что на бывшей вашей даче без ведома владельцев находились посторонние люди. По-видимому, они что-то искали. Как вы думаете, кто бы это мог быть и что им могло понадобиться? — спросила я Безбородину в лоб, без всяких церемоний и подвохов.
— Понятия не имею. Чего там можно искать? — пожала плечами Безбородина. — Ума не приложу. Может, металлолом какой-то? Сейчас же не то чтобы на дачах — на кладбищах тащить не стесняются. Как увидят вокруг могилы железную ограду — так стыд и совесть побоку. Лишь бы деньги получить. Вы слышали, наверное, что на кладбищах-то нынче делается?
— Слышала, — согласно кивнула я головой. — Только на сборщиков металлолома это не похоже. И потом, тот, кто похозяйничал на даче, звонил затем Герасименко и что-то от него требовал. А это значит, что он знал хозяина, знал его телефон. Так что промысел цветных металлов отпадает. Все это неспроста. И наверняка между этими событиями есть какая-то связь.
— Ну а я-то тут при чем? — простодушно спросила Галина Григорьевна.
— Скажите, а ваш муж ничего не мог оставить на даче, что могло бы заинтересовать воров?
— Бог ты мой, что же он мог оставить-то? — всплеснула руками Безбородина. — Ведь если бы уж оставил, то я бы, наверное, знала. Я все, что нужно, сразу забрала, чтобы потом людей лишний раз не беспокоить.
— А вдруг он все же вам не сказал? — настаивала я.
— Как это? Что же это выходит — мне ни слова, а с дружками своими поделился? Так, что ли? — Вероятно, Безбородиной было обидно такое даже слышать.
И после некоторого молчания добавила:
— Ну, а коли так, то чего меня-то спрашивать?
— Скажите, Галина Григорьевна, а отчего ваш муж умер? — задала я следующий вопрос.
— Сердце, — коротко ответила Безбородина. — Сердце у него прихватывать стало. Он хоть и крепкий мужик был, а не мальчик уже. Пятый десяток доживал. Тюрьма, милая, это тебе не курорт. Ему нет бы остепениться да поумнее стать. Вот и доухарничался. Спокойно помер, во сне. Вечером лег спать и не проснулся.
— А за что его посадили?
— За воровство.
— Что, он и в самом деле что-то украл?
— Да, сам сознался. Говорил, что было.
Я подумала, что разговор, наверное, на данную тему хозяйке может быть не совсем приятен. А женщина она, кажется, незлобивая, открытая, так что терзать ее подробными расспросами не стоит. Да и вряд ли она в самом деле может знать все подробности. С другой стороны, в общих чертах поразузнать все же стоило. И я спросила:
— А сколько ему еще оставалось сидеть?
— Да вот этой весной должен был уже выйти, кабы живой остался! Совсем чуть не дождался… Хорошо, хоть перед смертью не мучился, слава богу. Тихо так помер. Никто и не заметил.
— Откуда вы это знаете?
— Знакомый его рассказал. Дружили они, кровати у них рядом стояли. Нары то есть, — поправилась Безбородина. — Он когда освободился, ко мне заехал и все мне рассказал как было. Василий его попросил, если что случится, он как будто заранее чувствовал. Хороший человек Сережа оказался. Другой бы, может, забыл или поленился бы. Крестик от Василия передал. Тот его специально попросил, говорит, если что, отдай жене, пусть хранит и помнит.
— А муж что же, у вас верующий был?
— Ну, не то чтобы очень, — неохотно призналась Галина Григорьевна. — Он сам его сделал. Для себя. Он ведь у меня на все руки был — и слесарь, и токарь, и столяр, и плотник, и каменщик. Все сам мог делать. За помощью к другим редко когда обращался.
— А когда он, этот друг по имени Сережа, у вас был?
— В феврале, в самом начале, — ответила Безбородина. — Да почему был? Он и сейчас у меня живет. Податься ему все равно некуда — у него, как он говорит, ни родных, ни близких.
— То есть — он ваш квартирант? — уточнила я.
— Почему квартирант? Он просто попросился: «Можно, говорит, у вас немножко поживу, освоюсь, оклемаюсь после колоний?» Ну, а мне что, жалко, что ли? Человек тихий, спокойный, вежливый. А в жизни чего только не бывает — с каждым что угодно может случиться. Ведь не зря говорят — от сумы и от тюрьмы не зарекайся.
Я почти затаила дыхание и насторожилась. Ну, прямо дом сюрпризов какой-то! «А что, если взять прямо сейчас и спросить Галину Григорьевну исподтишка, как бы между прочим?» — подумала я.
— Скажите, пожалуйста, а вы не помните, среди бывших друзей вашего мужа есть такой высокий, светловолосый, со шрамом чуть выше глаза? У него еще родинка рядом с левым ухом, большая такая, темная.
— Так это Данилка Мерзляков! — узнала описанного Галина Григорьевна. — Только какой он друг? Он же молодой совсем. Почти лет на двадцать помоложе Василия был. Так, крутился тут частенько. Бывало, зайдет: «Дядь Вась, помоги то, подскажи это». Вася — он молодежь-то очень любил. К нему часто обращались. И мальчишки, и те, которые постарше: то велосипед посмотреть, то мотоцикл. А бывало, он и сам кого к себе позовет. Я им на стол накрою. Выпьют, посидят, поговорят. Ребята к нему прямо-таки тянулись.
— А у квартиранта вашего на лице никаких отметин нет? К примеру, следов от порезов? — Подозрение лопалось, как мыльный пузырь.
— Не замечала. Нет вроде. Да Данилка это, я вам говорю! Точно он! — как будто не унималась женщина, подталкивая меня в нужном направлении, словно находилась в полной уверенности по поводу того, кто мне нужен. — Я его больше десяти лет знаю хорошо, и когда совсем пацан еще был, тоже видала.
— Хорошо, а что это за Данилка? Чем он занимается? Где живет?
— Чем занимается, не знаю. Не могу сказать… Он тоже только что освободился.
«Что же у нас за страна такая? — прямо-таки изумилась я. — Неужели и в самом деле, как утверждают некоторые солидные мужи в средствах информации, половина населения, или что-то вроде того, сидит за решеткой?»
Но Галина Григорьевна, по-видимому, не видела в этом ничего странного. Она спокойно продолжала отвечать на мои вопросы.
— Где живет? А пес его знает! Может, у Любки у своей живет, а может, дома. Только я у него в гостях ни разу не была. Так что, извините, помочь ничем не могу.
— А когда Данилка освободился?
— В середине мая. Он как раз почти сразу ко мне и пришел…
И тут женщина с крестьянской внешностью и приметными манерами базарной торговки словно поперхнулась:
— Слушайте, а ведь он меня про дачу расспрашивал, я вспомнила.
— О чем именно? — оживилась я.
Я уже бесповоротно уверовала в то, что Данила Мерзляков — именно тот человек, которого я разыскиваю. Ведь все совпадает — и приметы, и время его появления в городе. Что ж, видно, бывший заключенный решил как следует отметить свое возвращение на тарасовские улицы. Не пошел урок впрок.