Восхитительный куш - читать онлайн книгу. Автор: Полина Федорова cтр.№ 17

Не мог ничего приказать своим мыслям и Тауберг. Зачастую, переносили они его в покои княгини. Он видел ее, стоящую у венецианского зеркала в чем‑то легчайшем и прозрачном. Вот она медленно подняла руку, освобождая себя от одежды. Легкая пена кружев соскользнула с плеча, чуть задержалась на пленительном изгибе бедра и беззвучным водопадом упала к ногам. Она увидела его в зеркале совершенно нагого, порывисто вздохнула и прикрыла глаза. Он молча шагнул к ней, прижал к мучительно ноющему телу. Одна рука ощутила упругую тяжесть грудей и вишенки отвердевших сосков, другая прошлась по своенравному изгибу тонкой талии, гладкому животу, коснулась золотистых завитков. Александра вздрогнула, еще сильнее прижалась к его разгоряченному естеству прохладными ягодицами. Иван застонал, зажмурил глаза, а когда открыл их, Александры уже не было. Не было и венецианского зеркала. Грезы улетучились. Он нашел себя лежащим на смятой постеле в спальне первого этажа, распаленного и злого. «Мальчишка, — обругал сам себя Иван. — Пустоголовый мечтатель».

Воздержанность во всем была отличительной чертой Тауберга. Даже в рискованные проказы, в кои втягивали его неугомонные друзья Волховской и Всеволожский, вносил он неизменно долю снисходительного добродушия и основательности, всегда остро чувствуя ту черту, за которой шутка грозила обернуться злобой, удальство — бесчестием. Воздержание было привычно Ивану Федоровичу, ибо женщины волновали его кровь, но связи с ними лишь бледными тенями проходили где‑то по окраине его жизни. Иное дело теперь, когда раскаленное тело требует не просто плотских утех, а именно эту женщину. Когда каждый день видишь ее, прикасаешься к руке, вдыхаешь легкий аромат лаванды, терзаясь невозможностью сделать ее своей навсегда или хотя бы на одну ночь, чтобы помнить потом эту ночь до скончания жизни, во веки веков.

Взлохмаченный Тауберг нехотя накинул полосатый архалук, подошел к окну и мрачно уставился на погожее декабрьское утро, на тысячи радужных искорок, веселыми всполохами игравших по белоснежным сугробам, благостную голубизну высокого неба. Вдруг по коридору послышались быстрые шаги, дверь без стука распахнулась, и он услышал голос, полоснувший его, как удар кнута.

— Иван Федорович! — радостно воскликнула Александра, через мгновение оказавшись рядом с ним. — Иван Федорович! Мы победили! Слышите? Господин Штальбаум прислал нарочного. Синод принял положительное решение. Я свободна!

Она схватила Ивана за руку, с силой повернула к себе и замерла, встретившись с ним взглядом. Ей показалось, что на нее обрушился горячий, сметающий все на своем пути поток, и откуда‑то изнутри ее навстречу этому потоку начала подниматься не менее раскаленная волна, грозя превратить тело в мириады трепещущих атомов.

— Свободна, — каким‑то надтреснутым, хриплым голосом повторил за ней Иван, почти не осознавая услышанного.

Невыносимое напряжение последних недель воплотилось в этой женщине, что стояла и держала его за руку. Прикосновение сводило с ума, измученное тело нервной дрожью и жаждой обладания сметало из головы все мысли, погружая в пустоту и морок желания. Он резко притянул ее к себе, уткнулся лицом в золотистые волосы, жадно вдыхая аромат нежного тела. Александра на миг оцепенела, потом мягко скользнула горячей ладошкой под отворот архалука, прижалась губами к гладкой коже шеи. Они не произнесли ни слова, стаскивая, стягивая и сминая одежду друг друга, в неистовом нетерпении подхлестывая и без того обезумевших демонов страсти. Иван развернул ее спиной к стене, подхватил под округлые ягодицы, одним упругим толчком вошел во влажное, горячее лоно, замер, оглохший от гулкой тишины, наполнившей всю Вселенную.

— Не останавливайся, прошу, не останавливайся… — умоляя, прошептала Александра, испугавшись, что вот сейчас он отстранится, оставит ее трепещущую, неутоленную, как тогда в спальне. Она почти до крови вцепилась в его мощные плечи, обхватила ногами, и он откликнулся на ее призыв неистово и безжалостно. Мир вокруг них рухнул, исчез в небытие, оставив только жгучее стремление к чему‑то там впереди, в зените раскаленного, бешено вращающегося пространства. Каждое движение было шагом к этой вершине, и они были едины и неразделимы на пути к апогею. Пока не достигли его.

Иван очнулся в тот миг, когда Александра разомкнула руки и тяжело заскользила по его телу вниз. «Безумец! Она не для тебя, — кричал разум. — Какого черта ты вытворяешь? Ты для нее марионетка, эпизод. Не унижай себя, отпусти. Где твоя гордость и здравомыслие?» Тело же, дрожа от пережитого наслаждения, как клинок после удара, требовало: «Не будь идиотом. Не отпускай. Она создана для тебя. По крайней мере, для меня‑то точно». Десяток спорящих голосов, зазвучавших в голове, заставили Ивана крепко зажмурить глаза. Он медленно наклонился за архалуком, натянул на себя, туго перетянув поясом, и как четверть часа назад, уставился на умиротворяющий пейзаж за окном. Рядом послышался шелест, Александра пыталась привести свою одежду в порядок.

— Прости, — глухо проговорил он, — Я сожалею.

— Что? — прозвучало рядом. — О чем ты?

— Полагаю, что после новости, которую вы мне сообщили, ситуация ясна. Вы свободны и от Антуана, и от меня. Наши с вами расчеты закончены.

— Расчеты? — голос княгини начал крепнуть. — То, что произошло, ты называешь расчетом?

— Александра! Вы не так меня поняли… — повернулся к ней Тауберг.

— Я прекрасно вас поняла, мерзкий вы человек! Червяк! Ненавижу тебя! — Она шагнула к Ивану и изо всей силы ударила его кулаком в грудь. Он схватил ее запястья, развел в стороны, всмотрелся в измятое обидой лицо. Она всхлипнула раз, другой и заплакала горестно и безнадежно. Тауберг прижал ее к груди, неловко покачивая из стороны в сторону, как малое дитя.

— Не плачь, дорогая. Теперь ты свободна. Ты самая прекрасная из всех женщин мира, — шептал он. — Ты выйдешь замуж за достойного человека, родишь детей и будешь очень, очень счастлива.

Она подняла на него тревожные глаза, зеленые, как трава после дождя.

— Я люблю тебя.

Он прикрыл веки, проклиная свою нелепую гордость, позорную тайну своего рождения и, впервые в жизни, свою безмерно любимую матушку за то, что не унесла эту тайну с собой в могилу.

— Я не достоин такой чести, ваше сиятельство, — холодно ответил он, опуская руки и опять отворачиваясь к окну.

— Почему? — по‑детски обиженно прошептала княгиня.

— Александра Аркадьевна, не мучайте ни себя, ни меня, — повернул к ней Тауберг будто высеченное из камня лицо. — Уходите. Я вам не пара.

В спальне воцарилось тягостное молчание. Александра прерывисто вздохнула, и, процедив сквозь сжатые губы: «Это мы еще посмотрим», стремительно вышла из спальни. Тауберг услышал, как громыхнула дверь, и подумал: «Надо съезжать, пока мы с ней не разнесли по камешку Борискин флигель». В коридоре послышался истошный собачий визг, надрывный крик Александры: «А чтоб вас всех!..», удаляющиеся шаги и, чуть погодя, трубное ворчание Нениллы: «Господи, когда же у них все сладится? Совсем уморят собачонку, антихристы, покуда до венца дело дойдет».