– Янек! – позвали его с другой стороны галереи. И тут же захихикали. Он сжал виски ладонями, раскачиваясь на пятках. Боль становилась все сильнее, пульсировала в мозгу.
– Янек! – вновь захихикали слева и справа. – Янек, иди сюда!
– Отстаньте! – закричал Сивере. – Хватит меня мучить, преследовать! Уходите прочь…
Ему сейчас было все равно – кто с ним играет в прятки. Тетушки Алиса с Ларисой, карлик-горбун, Багрянородский, сонм теней из подземелья или его же двойник? Ему хотелось одного – избавиться от боли, перестать страдать, обрести вновь душевное равновесие. Если только оно когда-нибудь сможет к нему возвратиться.
И он побежал по галерее, продолжая сжимать отяжелевшую голову обеими руками и боясь, что она свалится с плеч. Ему казалось, что позади него вдруг раздались улюлюкающие возгласы, свист, хлопки в ладони, но он не решался и не мог остановиться, оглянуться назад. Он мог только бежать, спотыкаясь и падая, преследуемый болью, страхом, отчаянием. Впереди был небольшой бордюр, за ним – отвесная стена и пропасть. Он знал, что неминуемо упадет. Так было в его сне, так и должно было произойти. И теперь он даже жаждал этого, скорейшего избавления от всех мук, от скверного и пустого, как поджидающая его бездна, мира.
Оставалось всего несколько метров, когда кто-то вдруг схватил его за руку.
Это был Гела. Несмотря на свой небольшой рост, он оказался недюжинным силачом, сумел остановить восьмидесятикилограммового Сиверса, буквально вырвать его с открытой галереи в боковой проход. Теперь Александр Юрьевич тяжело дышал, гладя на спасительного дурачка, возвышаясь над ним на две головы. Осознание реальности постепенно возвращалось. Что за дикие отчаяние и страх на него напали? Откуда эти черные мысли о смерти?
1ела вновь улыбался, почти укоризненно покачивая головой.
– У! У-у! – промычал он, показывая в сторону пропасти.
– Понимаю, дружок, – сказал Сивере. – Не трудно и загреметь. Хорошо, что меня никто не видел, кроме тебя. А где наша мать Тереза?
– У-а-у… – промычал 1ела, надавливая пальцами на глаза.
– Опять плакала? Это никуда не годится. Веди-ка меня к ней.
Неизвестно почему, но Александру Юрьевичу сейчас хотелось видеть именно ее лицо. Может быть, в отличие от других, оно действовало на него более успокаивающе. Так бывает в больнице, когда ты приходишь к лечащему врачу. Вот только кто из них в данный момент исполнял роль доктора?
4
Жена То шика Полонского находилась в монастырской коптильне. Здесь, словно белье на прищепках, висели целые гроздья форели, упитанные тушки кур, длинные колбасные палки. Стоял специфический, вкусный запах. Тереза занималась хозяйством, развешивая новые порции окорочков.
– И как вам не надоест заниматься одним и тем же? – спросил Сивере, останавливаясь в дверях. – Ведь скучно, должно быть?
– Работать надо, кто ж за меня все сделает? – отозвалась женщина. Она была рада приходу Александра Юрьевича. Гела примостился в углу коптильни, на скамеечке.
«А вот интересно бы и ее пригласить в сауну! – мелькнула у Сиверса шальная мысль. – Какая она без одежды? По виду – стройная… Девичья фигурка, а лицо усталое».
– Сколько вам лет? – бесцеремонно спросил он.
– Тридцать четыре, – спокойно ответила она.
– Ну, я так и подумал. Еще лет десять-пятнадцать – и вы тут окончательно себя уморите. Знаете что? Вам надо бежать.
– Куда? – проговорила она испуганно, словно сама мысль об этом была невозможна.
– Да куда угодно! Хоть в Турцию. Нет, к туркам, пожалуй, не стоит, вас там продадут какому-нибудь мяснику-джезару. Станете ему котлеты из индюков рубить. Лучше – Финляндия. Милейшая экологическая страна, к тому же, как ни крути, бывшая часть России. Может, и будущая тоже. Я бы там с удовольствием поселился. Суровая природа, молчаливые люди. Водку любят. Репин там жил, чай, не дурак. Нет, что ни говори, а мне ближе Суоми.
Александр Юрьевич болтал, а Тереза снисходительно слушала его, не перебивала. Наконец сказала:
– Вы будто предлагаете мне бежать вместе с вами.
– Пуркуа не па? – отозвался Сивере. – У вас синие глаза, такие люди должны жить на Севере.
Тереза ничего не ответила. Но по ее напряженному лицу можно было понять, что она решает для себя какую-то сложную задачу.
– Расскажите мне о том преступлении в одиннадцатом веке, об этой легенде, – попросил Александр Юрьевич. – Вы обещали.
– Разве? Вы – опасный человек. Всегда своего добиваетесь?
– Я – историк, мне нужно видеть следы, чтобы знать, куда они ведут.
– А если взятый вами след ложный?
– Бывает и такое. Ничего страшного. На то я и следопыт, чтобы разобраться.
– Хорошо, слушайте, – согласилась она. – Мой далекий предок, Армен Прошян, был владетельным князем этой местности, а кроме того, начальником азнаурской конницы – спарапетом. Ему принадлежал и этот монастырь, и Атенский Сион, и многие другие храмы в горах. Христианское учение здесь было еще не так сильно.
«Она неплохо знает историю родного края», – с уважением подумал Сивере, а вслух произнес:
– Я мог бы прочесть целую лекцию на эту тему. Христианству противостояли тондракиты, близкие к сектам манихеев и павликиан. А сам князь? Кому он благоволил?
– Никому, ничему, кроме денег, – ответила она. – Деньги его и погубили. Он изнурял податями не только крестьян, но и собственных азнауров. Скопил несметные сокровища, может быть, гораздо большие, чем у его предка – Бабека. Поговаривали даже, что он продал душу дьяволу. Последние годы жизни он провел здесь, в этом монастыре, считая его наиболее недоступным местом. Страшно подозрительный и ревнивый, он обвинил местного настоятеля в том, что тот украдкой, за его спиной чеканит фальшивые серебряные монеты. И велел посадить его на кол. Знаете, как это происходит?
– Догадываюсь, – усмехнулся Сивере.
– Нет, вы не знаете, – продолжила Тереза. – Вначале на голову настоятеля надели мешок с голодными крысами и завязали на шее. Они изъели лицо, но он оставался жив. Тогда его посадили на острую перекладину, которая не позволяла быстро пронзить внутренности, острие медленно входило в тело настоятеля и только через два дня вышло возле лопатки. И он жил еще трое суток, парализованный, в ужасных страданиях, пока не испустил дух. Позднее выяснилось, что…
Она замолчала, прислушиваясь к чему-то. Но кругом была тишина, даже 1ела молча сидел на своей скамейке, дурацки приоткрыв рот. Сивере выглянул в коридор – никого. Лишь колыхалась белая занавеска в одной из ниш.
– Жуткая смерть, – пробормотал он, возвращаясь. – Так что же было дальше?
– Выяснилось, что Прошян сам чеканил фальшивые монеты украдкой от византийских правителей. А всю вину свалил на настоятеля монастыря. У него были целые мастерские, подземные хранилища. Даже отлитая из чистого золота статуя богини Анаит.