Правила крови - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Вайн cтр.№ 88

Мне всего этого не хватает: войти через двери для пэров, повесить пальто на крючок с табличкой «Нантер», подняться по величественной лестнице, заглянуть в канцелярию, чтобы взять отпечатанную повестку дня и поправки к законопроекту. Но больше всего мне хочется снова войти в зал заседаний, отвесив легкий поклон в сторону таинственного, невидимого балдахина и занять свое место на поперечных скамьях. Нет, наверное, не больше всего. Мне не хватает компенсации расходов — с середины ноября эта сумма составила бы почти пять тысяч фунтов.

ПГД обойдется нам в 2500 фунтов за одну попытку. Скорее всего, попыток будет не меньше двух.

И Лахлан, и Стенли Фарроу пригласили меня в Палату на ужин. Извинившись, я отказался. Один раз я уже приходил и больше этого не желаю — испытывать неловкость, ожидая, пока они найдут меня в той части дворца, которая открыта для посетителей. Я просто не могу войти в столовую, останавливаться и болтать с десятком знакомых, не говоря уже о том, чтобы, напрягшись, сидеть за столом и делать вид, что читаю меню, когда раздается сигнал к голосованию и все устремляются в зал. Значит ли это, что я хочу вернуться? Не совсем. Иногда совсем не хочу. Скорее всего, я просто жалею, что вообще там оказался, поскольку не разделяю теории, что лучше познать любовь и потерять ее, чем никогда не любить.

Для меня Палата лордов была не только законодательной ассамблеей, но и клубом. Я до сих пор имею право один раз в месяц забронировать столик в гостевой столовой Палаты, но гордость, похоже, не позволяет мне воспользоваться этой привилегией и пригласить Дэвида выпить со мной или поужинать, когда он звонит мне и просит о встрече. Джуд в данный момент не хочет приглашать к нам Крофт-Джонсов, и я ее не виню. По ее словам, дело не в том, что ей неприятно видеть Святой Грааль или слушать о будущем ребенке, а в том, что у нее вызывает неловкость поведение Джорджи, ее гордость от зачатия «с первой попытки» и от плодовитости Дэвида. Мы должны встретиться не у нас, а в пабе или где-то еще, и Джуд выбирает «Принц Альфред» на Формоза-стрит.

И вот он, сидит передо мной и пьет красное вино, поскольку не любит пиво, и сразу берет быка за рога: предлагает нам с Джуд продать дом ему. Джуд — вероятно, в пику своей неловкости перед хвастовством Джорджи — рассказывает о ПГД. Это мне не очень нравится, поскольку я не хочу, чтобы у Крофт-Джонсов создалось впечатление, что мы стеснены в средствах. Я отвечаю Дэвиду, что не собираюсь продавать дом. Если у Джуд будет двое детей — я произношу это непринужденным тоном, демонстрируя актерские способности, о которых сам не подозревал, — мне понадобится большой дом. Дэвид явно обескуражен. Похоже, либо его жена, либо моя внушили ему мысль, что я ухвачусь за такую возможность. Воспользовавшись его молчанием, я приношу извинения за то, что ошарашил его новостью о гемофилии, и объясняю, почему у них с Джорджи не могут родиться больные дети. Разумеется, Джорджи сама может быть носителем или в ее клетках может произойти спонтанная мутация, но я об этом не рассказываю — только о том, что дефектный ген не может достаться детям от самого Дэвида.

— Я говорил с нашим семейным врачом, — отвечает Дэвид. — Он сказал то же самое, только как специалист.

Премного благодарен. Я спрашиваю, успокоился ли он, и Дэвид отвечает, что да, особенно теперь, когда должен родиться еще один ребенок. Он еще раз говорил с матерью? По всей видимости, Вероника звонила ему, негодовала и спрашивала, откуда я взял, что ее предки были немцами. Она ни за что не поверит, что Барбла была не англичанкой — точно она не знает, но доверяет своим инстинктам. Она ненавидит немцев еще больше, чем русских и японцев, а если уж на то пошло, то и французов — и всю жизнь ненавидела. По словам Дэвида, она утверждает, что Уильям Квендон познакомился со своей женой здесь, а не за границей. Ее отец, Томас Дорнфорд, был ювелиром с Хаттон-Гарден. Мать Луизы, Барбла, умерла при родах второй дочери, но Дэвид не отметил дату ее смерти в своей таблице, потому что не знает; Вероника тоже не знает. И не может точно сказать, где Томас Дорнфорд познакомился с Барблой Майбах.

Это произошло вчера. Процедура далась мне с трудом, хотя — если не вдаваться в детали — не заняла много времени. Наверное, томясь ожиданием, я просто довел себя до такого состояния, что действительность показалась мне не такой уж плохой. Предоставленные больницей картинки — первая порнография, которую я смотрел с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, причем мне показалось, что журнал тот же самый. У Джуд взяли яйцеклетки, и теперь мы ждем известий о результате. Я решил, что не желаю знать, в скольких эмбрионах, клетки которых отправят на анализ, обнаружится аномалия — ведь причина может быть и в моей сперме, — и Джуд со мной солидарна. Единственное, что мы хотим, то есть она хочет знать — есть ли среди зародышей здоровые, пригодные для трансплантации.

Что сказал бы на это Генри, если бы мог знать? Восхитился, одобрил, обрадовался бы решающему прорыву в попытках избавиться от наследственных болезней? Или сожалел бы, что этого не случилось на сотню лет раньше? Или его радость омрачилась бы знанием о страданиях мужчин и женщин, не имевших возможности планировать семью или предотвратить появление аномалий? Вспомнил бы он о таких детях, как Джордж, появление на свет которых скоро будет предотвращать эта технология?

Странно, но теперь, когда дело сделано — или жребий брошен, — я чувствую себя гораздо лучше. Вероятно, выкидыши Джуд обусловлены не нарушением репродуктивного процесса, а тем, что она носит нежизнеспособный плод, и поэтому здорового ребенка она должна выносить. Или я наивен и невежественен? Не может ли сама имплантация стать причиной изгнания плода? Я не знаю и не хочу знать. Если я достаточно часто буду повторять себе, что хочу этого ребенка, то естественным образом захочу его. Думаю, это похоже на упражнения по системе Александера. Если часто повторять команды своему телу — «расслабить шею», «голова вперед и вверх», — тело будет реагировать автоматически. Несомненно, метод работает и для мозга. Я хочу этого ребенка, я хочу этого ребенка, я даже хочу троих детей…

Как бы то ни было, мне становится легче, и я возвращаюсь к поискам информации, связанной с Генри. Я достал «Баллока и Филдса» и теперь выясняю, может ли гемофилия не проявляться на протяжении нескольких поколений, когда в семье рождаются только девочки. Похоже, так оно и есть, хотя в большинстве случаев ген все-таки проявляется. На свет появляются дети мужского пола, больные гемофилией, и умирают от этой болезни. В моей семье мы находим Уильяма Квендона, скончавшегося от гемофилии (вероятно) в семилетнем возрасте, а затем Кеннета Киркфорда, дожившего лишь до девяти лет. Пока я просматриваю всякого рода таблицы, звонит Дэвид. Я спрашиваю о самочувствии Джорджи. Как всегда, прекрасное — и Святой Грааль тоже. Как бы я отнесся к такому имени для девочки, как Изулт? Неважно, отвечаю я. Никто не сможет его произнести. Я сам не смог бы, если бы не услышал это имя от Дэвида и не повторил.

Затем я возвращаюсь к «Баллоку и Филдсу». Джуд уже легла. Она говорит, что хочет проспать все то время, пока ей не имплантируют эмбрион. Я просматриваю таблицы — собранную исследователями гемофилии статистику из Тенны и соседних деревень. И вижу. Фамилия словно выпрыгивает мне навстречу из длинного списка — Майбах. И не просто Майбах, а Барбла Майбах. Она никак не может быть моей прапрапрапрабабкой, это слишком давно даже для нее, начало восемнадцатого столетия, но все равно это какая-то ее родственница, возможно, сестра или тетка отца. Наверное, я уже видел это имя десятки раз, потому что постоянно просматривал таблицы, но у меня, естественно, не было причин обращать на него внимание. Здесь много других женщин с именем Барбла. Должно быть, это какое-то местное имя или уменьшительное от Барбары.