Правила крови - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Вайн cтр.№ 71

На этот раз и близко нет девяноста дней. Гинеколог сказал Джуд, что для новой попытки было слишком рано. Следовало подождать полгода. Ее продержали в больнице до утра, но с ней все в порядке; боли — то есть физической боли — не было, только кровь и крошечный плод, слишком маленький, чтобы можно было разглядеть пол, не больше пакетика желе. По описанию Джуд, а не гинеколога. Меня от этого подташнивает. Сойдя с поезда, я выпил много виски и кофе, но ничего не ел. За последние два дня было слишком много разговоров о крови, и я удивляюсь, как врачи могут это выносить, как они справляются, пока не привыкнут. Прошлой ночью, когда я спал один, мне даже снился сон о крови. Я был в центре переливания, лежал на кушетке, а мужчина на соседней — Генри. Я не удивился, увидев его там, потому что мы друзья, а кроме того, он мой предок. К нам подошла медсестра и сказала, что Генри молодо выглядит для моего прадеда, а потом прибавила, как это свойственно некоторым женщинам, что он, наверное, женился еще ребенком.

Из моей руки и из руки Генри стали брать кровь. Моя была обыкновенной, а его — гораздо темнее и гуще. Медсестра поднесла стеклянную бутылку, в которую собиралась его кровь, к свету, а врач посмотрел на нее и сказал, что с первого взгляда видно: в ней есть ген аристократизма. Сын этого человека будет знатным человеком и получит место в Палате лордов — а также его внук, правнук и все потомки до скончания века. Бутылка Генри наполнилась, но кровь не остановилась. Она перелилась через край, выплеснулась на пол; Генри истекал кровью. Он сел, затем встал и закричал, чтобы врачи сделали что-нибудь, остановили кровь. Разве они не знают, что у него гемофилия? Они хотят, чтобы он умер от потери крови? Тут я проснулся, со страхом ожидая, что окажусь в окровавленной постели, как уже бывало раньше, но я лежал один, на чистых белых простынях.

Я забрал жену домой. Постельный режим ей не нужен. Она не больна. Просто, как заявила Джуд, стараясь выглядеть практичной, бодрой и философски настроенной, она абсолютно здоровая женщина, которая четыре раза беременела и четыре раза теряла ребенка, выходившего из нее вместе с кровью. Переживать глупо — то же самое случалось со многими женщинами, но в конечном итоге они рожали здоровых детей. Ей всего тридцать семь, и времени еще навалом. На эту искусственную бодрость смотреть больнее, чем на горе. Это поза, которую она храбро приняла перед первым посещением психотерапевта. Визит назначен на конец недели. Я спрашиваю, что такого может сказать психотерапевт, чего не могу я или что Джуд не знает сама. Или она просто поступает политкорректно?

— Мне хочется знать, что думает посторонний человек, — отвечает Джуд. — Кто-то, кто не знает меня или тебя.

Я высказываю предположение, что вреда не будет. Но из головы не выходит мысль о том, как она обманула меня насчет зачатия этого последнего, потерянного ребенка. Это чувство отошло на задний план, пока она была беременна, счастлива и уверена в себе, но теперь вернулось, и я боюсь, что Джуд может решиться на новую попытку. Я бы попросил ее не пытаться зачать ребенка в течение шести месяцев, как советует гинеколог, но мы никогда не требовали друг у друга обещаний, и теперь неподходящее время начинать. Случилось кое-что еще, и это волнует меня гораздо больше всего остального.

В газетах печаталось множество статей о том, должен ли муж или партнер присутствовать при рождении своего ребенка или нет. Многие годы считалось, что должен. Я был рядом с Салли, когда она рожала Пола. Мы оба считали само собой разумеющимся, что я буду присутствовать, я не помню споров на эту тему; когда начнутся роды, Салли поедет в больницу, а я буду ее сопровождать, или она позвонит мне на работу — тогда я работал в издательстве, — и я тут же приеду. Теперь гинеколог, автор тех статей, считает эту идею плохой, по разным причинам. Во-первых, мужчины расстраиваются, наблюдая за страданиями женщин; во-вторых, мужчины часто заводят неуместные разговоры; и в третьих, что особенно злит феминистское лобби, наблюдение за процессом родов может уменьшить сексуальную привлекательность женщины. Мужчина больше не будет относиться к своей женщине так же, как прежде.

Не могу сказать, что роды подействовали на меня именно так. Но к моменту появления на свет Пола мы с Салли уже охладели друг к другу, оба поняли, что совершили серьезную ошибку. К тому времени в моих глазах она уже практически утратила сексуальную привлекательность. Но теперь меня беспокоят вовсе не чувства присутствующего при родах мужчины. Я чувствую перемены в моем влечении к Джуд, хотя «влечение» — неподходящее слово. Точнее, моя огромная, всепоглощающая, абсолютно не похожая ни на что страсть, почти одержимость. Так было, и упоминание об этом в прошедшем времени причиняет мне физическую боль. Я не видел, как Джуд рожает, но за последние месяцы и годы, к сожалению, видел слишком много крови и страданий, слышал слишком много разговоров о дефектах матки и аномалиях менструального цикла, и это все накопилось, каким-то образом повлияв на загадочный механизм влечения. Я отвратителен, да? Грубый и бесчувственный — что может быть хуже для мужчины. Знаю, но это ничего не меняет. Я никому не могу об этом рассказать, у меня нет близкого друга. И я не могу рассказать Джуд, своей любимой, единственная вина которой состоит в том, что она хочет быть матерью, подобно любой другой, как она думает, женщине в мире.

Я не могу никому рассказать, что мне теперь открылось: кажется, я знаю, почему мужчины желают девственниц, нетронутых и невинных. Чтобы лишить их чистоты, запятнать, замазать кровью? Возможно. Я знаю, почему ортодоксальные евреи подвергают своих женщин обряду очищения после родов. Но я не желаю знать об этих неприятных вещах. Я хочу снова испытывать к жене страсть, а не эту нежную, пронизанную жалостью братскую любовь.

В совпадения я не верю, но не могу найти того, что расставило бы все по местам. Я обдумываю последнюю главу — до ее написания еще очень далеко — и произношу примерно следующее:

Только один из потомков Генри Нантера пошел по его стопам и стал врачом. Джон Уэнтуорт Корри, сын его внучки Ванессы Киркфорд и американца Стивена Уэнтуорта Корри. Он в настоящее время является сотрудником Пенсильванского университета и занимается генетическими исследованиями. Волею случая он сам болен гемофилией, что явилось результатом мутации гена у его матери, и работает над методами генной терапии гемофилии А.

Мне это не очень нравится. И напоминает о том, что я не знаю, правда ли, что Джон Корри единственный потомок Генри, выбравший профессию врача. Нужно проверить. Например, чем занимается его брат Руперт. Я должен был спросить, но не догадался, потрясенный неожиданным совпадением. Есть еще Кэролайн, Люси и Дженнифер, внучки Мэри, второй дочери Генри, и мои троюродные сестры, такие же, как Джон и Дэвид, но я ничего о них не знаю. Только видел их имена в генеалогической таблице Дэвида. У всех могли быть мужья или партнеры, они могли родить детей, и кто-то из этих детей мог стать врачом, медсестрой, рентгенологом, руководителем органа здравоохранения или санитаром. Джуд хочет пригласить Крофт-Джонсов на ужин (не официальный, на кухне) и не возражает, если они возьмут с собой Святой Грааль. На этот раз она более скрытна и не рассказывает о своей беременности Джорджи, чтобы не столкнуться с сочувствием, вынести которое будет непросто.