Правила крови - читать онлайн книгу. Автор: Барбара Вайн cтр.№ 64

Я спрашиваю, не возражает ли она, если я один слетаю в Нью-Йорк, и, зная благородное сердце своей жены, ожидаю безусловного: «Конечно, ты должен поехать, дорогой». Но слышу в ответ нечто уклончивое, если не сказать загадочное.

— Ты имеешь в виду встретиться с этим Корри? Если, конечно, он ответит. Но к тому времени ты сам можешь не захотеть.

— Ты о чем?

— Просто думаю, что ты можешь не захотеть, — говорит Джуд и идет к телефону, чтобы вызвать такси. Ехать в метро «в такое время» она решительно отказывается.

Джуд самая красивая из жен пэров в Парламенте. Полагаю, это мое личное мнение, однако другие подтверждают его, а престарелый наследственный пэр из числа тори высказал предположение, что на конкурсе красоты среди пэресс она, вне всякого сомнения, одержала бы победу. Я не осмелился передать этот разговор Джуд. Она бы пришла в ярость от попрания ее феминистских принципов. Мы расстаемся в прихожей Палаты лордов, и когда я занимаю свое место на скамье, то вижу ее всего в нескольких футах от себя. Многие старики поворачивают головы и вытягивают свои морщинистые шеи, чтобы посмотреть на нее, в синем платье и жемчугах.

Зал набит до отказа. Все, кто был в барах и столовых, переместились сюда. Новый лорд Брюэр — вид у него растерянный — сидит на скамьях оппозиции, надеясь, что кто-нибудь подскажет ему, что нужно делать. Последние несколько поправок отвергаются, и затем приходит время для комплиментов и покаянных речей. Лорд Лонгфорд — ему почти девяносто четыре, он заседал в Палате пятьдесят четыре года — говорит, что в культуре этого места есть некий дух — интеллектуальный, моральный и религиозный, — на который откликаются люди. Сам он будет голосовать за принятие законопроекта, поскольку разделяет мнение о необходимости реформы, и не будет пытаться затормозить ее. У лорда Лонгфорда благородное лицо и аристократическая речь, однако он здесь не самый старый пэр. Среди мер по реформированию, которые предлагаются готовящимся докладом Вейкхема, вероятно, будет ограничение возраста для членов Палаты, причем, скорее всего, это будет семьдесят пять, а не девяносто пять. По мере того как предлагаются и отвергаются новые поправки в законопроект, я чувствую, что дело движется к развязке. Это не просто последние дни, а последние часы. После шести сотен лет те, кто до 1958 года составлял Верхнюю палату парламента, будут изгнаны людьми, пришедшими сюда сорок лет назад. Через час или около того законопроект будет передан в Палату общин и вернется к нам только для утверждения принятых ею поправок, вероятно, неприемлемых для твердолобых консерваторов. Но фактически дело сделано.

Теперь выступающие обмениваются любезностями и выражают благодарность лорду Уитериллу, внесшему поправку о сохранении 92 мест для наследственных пэров. Лорд Феррерс встает.

— В конечном итоге, — говорит он, — мы должны получить работоспособную Палату, а также, даст Бог, счастливую и довольную. Счастливую Палату, где люди улыбаются друг другу. До сих пор здесь слишком часто проявлялась тенденция к поощрению злобы.

Разумеется, большая часть этой злобы исходила от него. Он «ни в коем случае» не рекомендует голосовать против законопроекта, но тем не менее, когда дело доходит до голосования, сам не принимает в нем участия. Леди Джей встает и выносит законопроект на голосование. Я поворачиваю налево и иду к трону, направляясь в холл для голосующих «за», что для меня непривычно, поскольку я, как правило, голосую «против», и по пути не прохожу мимо Джуд, сидящей ниже барьера, как это обычно бывает. Я не верю в приметы, но почему же мне так неприятно поворачиваться спиной к ней, уходить от нее, чтобы проголосовать за собственное упразднение?

Законопроект проходит — 221 голос «за» и 81 «против». Все кончено. На передней скамье оппозиции леди Миллер Хендон вся в слезах, а лицо лорда Кингсленда искажено мукой. Пожизненные пэры из числа лейбористов не издают радостных возгласов, а лишь торжествующе размахивают листками с повесткой дня. Я удивлен почти полным отсутствием беспорядков и хулиганских выходок в процессе прохождения законопроекта. Ничего по-настоящему серьезного не произошло, и закон приняли быстрее, чем я думал. Нас вышвырнули, но не со скандалом, а с нытьем, слезами и отчаянием.

По дороге домой я не делюсь своими чувствами. В любом случае мне было бы стыдно признаваться в этих иррациональных страхах. Ночью я сплю плохо и на рассвете сажусь в постели и беру книгу. Джуд ничем не разбудишь, но я все равно приглушаю свет ночника, так чтобы только разобрать текст. Но проходит совсем немного времени, и я кладу книгу на пол и смотрю на жену. Закрытые глаза могут быть не менее красивы, чем открытые — нежные, словно крылья бабочки, веки, темная и изящная бахрома ресниц на жемчужной коже. Губы сомкнуты, но не сжаты. Я подношу к ним палец на расстояние дюйма и чувствую теплое дыхание на своей коже. В темноте я не вижу Джуд, только очертания головы и темную массу волос. Прилив нежности к жене вовсе не возбуждает меня, а вызывает желание покрепче обнять, только я знаю, что все равно получится недостаточно крепко. Я отворачиваюсь, пытаюсь заснуть, и в конце концов это мне удается.

Во сне я вижу ее такой, какой она была, когда держала на руках Галахада. Ребенок у нее другой, гораздо старше, лет двух или трех, и это наш ребенок. Все молчат. Атмосфера не очень приятная — мы ссорились, наговорили друг другу непростительных вещей, хотя я не знаю, что именно. Маленький мальчик осуждающе смотрит на меня. Потом Джуд встает, берет его за руку, выходит через парадную дверь, спускается по ступенькам на улицу. На дворе лето: тепло, листья на деревьях, цветы. Я стою, придерживая открытую дверь, и смотрю, как они идут по улице, сворачивают за угол и исчезают. Я знаю, что должен бежать за ними, но на мне нет туфель, я не могу найти ключ или деньги, а когда босиком сбегаю по ступенькам крыльца, то не могу пройти через запертые ворота. За моей спиной хлопает дверь, и я просыпаюсь.

На часах семь утра, и Джуд нет рядом. Я еще не стряхнул остатки сна, и меня охватывает нелепый страх. Я зову ее, и она сразу же выходит из ванной, закутанная в белый махровый халат.

— Теперь я могу тебе сказать, — произносит она.

Речь может идти только об одном. Голос внутри меня шепчет: «О Боже, Боже, Боже…»

— Я беременна. Два месяца.

Я бормочу всякие глупости, прекрасно понимая, что это не может быть правдой. У тебя в сентябре были месячные. Ты принимаешь противозачаточные таблетки.

— Нет. Я тебя обманула. Достаточно того, что мне пришлось ждать подтверждения, — я не могла заставлять тебя мучиться вместе со мной.

Я действительно чувствую себя обманутым, одураченным, и мне это не нравится. Мы с Салли все время обманывали друг друга — или пытались. Нет, я не тратил деньги, я не ездил туда-то и туда-то с тем-то и тем-то, я там не был, я не слышал телефон, я звонил, но ты не отвечала, я никогда тебе не лгу, ты же знаешь. У нас с Джуд все по-другому. По крайней мере, мне казалось, Я думал, мы всегда откровенны и честны друг с другом.

— Ты тест делала? — глухо спрашиваю я.