Один талант - читать онлайн книгу. Автор: Елена Стяжкина cтр.№ 33

В первый вечер после отъезда Лёхи хозяйка готовит ужин и приглашает меня к столу. Я ни в каком месте не голоден. Молчу. Слушаю, как тикают большие настенные часы. Когда-то они были с боем. Теперь – с попыткой, похожей на кашель. Каждые тридцать минут.

Пауза. Хозяйка держит ее легко. Тренирована уроками в школе. Я представляю себе, как она стоит у доски и ждет, чтобы все расселись, замолчали и превратились во внимание или лес рук. Мне ее не перемолчать. Спрашиваю:

– Можно выйти?

Она улыбается и выдает:

– Рано или поздно несбывшееся зовет нас.

Грина, кажется, не проходят в школе. Это означает, что я в надежных руках настоящей районной интеллигенции. У нее хорошая грудь, подгоревшая картошка и жестковатая курица.

Спать с ней на диване еще неудобнее, чем с Лёхой. Я ухожу на кухню и, пользуясь своим новым положением, нахально курю в форточку.

Желтый мячик бьется о диафрагму. Ни стыда у него, ни совести.

15

Со стройки украли кирпичи. Спрятали или продали. По деревне пока не видно. Море у Лёхи теплое. Персиков – перебор. Гниют в садах. Можно сделать бизнес. Продать персики я могу только китайцам. Чисто теоретически они могут купить весь урожай.

Приглашаю их на переговоры. Приходят с водкой. Хозяйка зовет подружек – учительницу физкультуры и биологиню. Они затеваются с пиццей. Чужому – чужое.

Китайца, который донес Лёху до номера, зовут Вэй. Он предлагает называть его Ваней. Имя второго – Гуй. И мы с девчонками сами знаем, как его называть.

После третьей мы ищем имя-заменитель мне. На «а» у них ничего подходящего нет.

– Мы можем называть тебя Ю. «Ю» означает «друг», – говорит Вэй.

– Ю обязывает. Два «ю» – и ты уже советская кошка, – отвечаю я.

Хозяйка смеется. Ее подруги не дают дупль и смущаются. В умножении «ю» им слышится вариант постельного языка.

Я пишу Лёхе эсэмэску: «Сами жрите свои персики».

Хороший друг не поставит китайцев в ситуацию самовывоза. Я – китайский, но хороший.

Мою посуду. Выношу мусор. Сажусь на скамейку у подъезда. Достаточно пьян и не занят, чтобы разрешить себе думать.

В самозачете: я бухой счастливчик, в школе хозяйки нет историков, а без Лёхи тоскливо, как без спины. Надо как-то сказать ему про рубку. Про пальцы. Чтобы не маялся. Это только поверху расклад был дружеский. Пацанский. А в том месте, куда изредка добирается водка, нет. Потому что… ну как бы я смотрел Ей в глаза?..

Весь фокус в том, что я хочу смотреть ей в глаза. И тут никто ни при чем – ни Лёха, ни дворовые. Я просто купил себе право смотреть на нее когда захочу, сколько захочу и где захочу. Не считаю, что дорого.

Сижу и смотрю. Кайф… А она не ерошит мне волосы. С тех самых пор и не ерошит.

Потому что знает. И той частью, которой знает, она – моя.

16

Здесь дождь как снег – не идет, а выпадает. А как выпадет весь – лежит лужами. Резиновые сапоги – первая по необходимости вещь. Но жизненно важные разливы – перед гастрономом, возле турника, около ратуши, где мэр и райсовет, – снабжены дорожками. Бессапожные идут по ним гуськом. Я узнаю в дорожках свой кирпич. Не злюсь. Считаю, что он применен правильно.

Наша стройка хиреет. Зарастает травой. Деревни пропадают с лица земли естественно. Тонут себе в природе. Деревни – как мужики без определенного места жительства: до смерти еще исчезают в своих бородах. А городские спальники – латаные и шитые тетки. В какой-то момент они начинают выглядеть, как Джоселин Вильденштайн. Косметикой их уже не спасешь.

Обедаю у матери Отличницы. Она показывает мне ее фотографии, похвальные листы и вымпел «Победителю соцсоревнования». Вымпел – матери. В нем нет и не было пользы. Но мне почему-то приятно.

Она спрашивает:

– А потом что?

В вопросе грусть и подвох. Говорю:

– Уедем.

Она кивает. Уезд – обычное дело. Отец Отличницы тоже когда-то уехал. Ничего…

– Жалко вас. – Она качает головой. – Молодых всегда жалко. Еще есть чему болеть. Всякая малость – как ножом, как ножом…

Уезжаю с яблоками, виноградом, банкой сметаны и пятью «сегодняшними» яйцами. Моя квартирная хозяйка хмыкает и, кажется, ревнует.

Вечерами мы с ней гуляем по улицам. Местные елисейские поля не длинны и не широки. Триумфальной аркой здесь числится танк, а площадь согласия носит имя партизана Быкова.

Я никогда не был за границей. Ее и назначу целью жизни. Заграницу и ее фотографии.

Хозяйка постоянно норовит взять меня под руку. Это локтевой захват, а не объятие. Со стороны мы похожи на двух лилипутов, один из которых недавно начал лысеть, потому бреет не только щеки, но и голову. А хозяйке нравится. Потому что подручность – это уже намерение, а не просто так. Мы зачем-то обманываем автохтонное население. Потому что на первом ужине после отъезда Лёхи я сказал: «Не женимся. Детей не заводим».

Она согласилась. А теперь водит меня по городу как трофей.

Жду Лёху, жду, когда с деревьев спадут зелень и желтизна, жду снега и законной календарной грязи. Не хочу прорастать в сумку с картошкой и в телек по вечерам. А во что хочу?.. Универсальный ответ хэзэ не устраивает меня как носителя «х». Если полагаться на его знание, нет смысла дергаться. Ему везде хорошо.

17

Лёха возвращается с лицом кавказской национальности – не просто смуглым, а очень черным. Черным, белозубым и с бородой. Лёха выглядит как абрек Казбич. А ведет себя как Печорин. Отличница ему надоела. Она невпопад смеется и мимо Лёхи плачет. В ней всё теперь не так. Она неуклюжая, болтливая, под ней скрипит табуретка. Табуретка под всеми скрипит, но противность получается только у Отличницы. Ее нелепости видны, как прыщи на носу. Только они и видны. Хочется, чтобы она заткнулась. За нее то стыдно, то грустно. Она не знает, как ей выбраться теперь из Лёхиной нелюбви. Она не верит, что это происходит с ней. Что это вообще происходит. Чтобы ее не жалеть, я думаю о том парне, который вот-вот должен вернуться из армии. И понимаю, что парня никакого нет. Нет и не было. Зато есть Лёха. Только срок его вышел. Наша стройка сильно затянулась.

Почти каждый вечер мы играем в карты. Китайцы, мы с Лёхой, хозяйка с Отличницей. Чаще всего в дурака. Если Вэй приходит с биологиней, режемся пара на пару. На раздевание. Интерес к тому, что в биологине нового-голого, вялый. Но все-таки интерес. Еще мы всегда ждем Гуя. Потому что кого-то надо ждать и потому что он приходит с водкой, за которой всем лень идти. Дверь для Гуя всегда открыта.

Но взамен его на кухне появляется посторонний мужик. Хмурый и датый. Вместо «здрасьте» он говорит хозяйке:

– Радуешься, сука?

Наверное, муж. В чужих семейных разборках правильно встать и уйти. Но уже не очень ясно, где тут чужие и где свои.