Женщина при 1000°С - читать онлайн книгу. Автор: Хальгримур Хельгасон cтр.№ 123

Мне хотелось бы покончить с этим делом по-исландски, одним махом, но этот ковбой, похоже, был из тех, для кого важнее не добыча, а сам процесс охоты, и для начала он решил утомить меня разговорами об астрологии. Один из его спутников хорошо разбирался в ацтекской астрономии, и Большой Бен попросил его рассказать мое будущее, а сам на это время взял у него его сигару. Его спутник выпытал у меня дату рождения, а потом принялся вычислять да чертить, полнебосвода переворошил и в итоге получил некую наскальную карту. После этого оставалась лишь маленькая формальность: пережить всю эту судьбу. Он, небось, и гараж предвидел.

«Такое ощущение, что ты не вписываешься в собственную жизнь. Вот здесь Юпитер слишком тяжелый, видишь? И он тебя все время отталкивает. Ты обречена ходить окольными путями. Это как в сказке, но трудно, muy difícil.»

Мы простились со складом, и теперь dama de hielo повели в еще более сомнительное место. Биг Бен непременно хотел показать мне то, что он называл «танго ножей». Наконец мы напали на след этого порочного танца в портовом кабачке с сужающимися стенами, а к тому времени уже забрезжил рассвет. Наконец ночь кончилась, настало время утренних трудов. Я проследовала за ним в мансарду на «насесте» возле вокзала Ретиро, там зашла в ванную, вышла – и тут меня обуяло величайшее в жизни сомнение. Солнце взошло над крышами на востоке – оранжевый глаз, который сказал мне то же, что глаз в том окопе сказал папе:

«Что ты делаешь?»

Я оценила положение. Вот я стою здесь, в возрасте двадцати лет, на седьмом этаже в Аргентине, на одиннадцатом дне цикла (вот как тщательно я спланировала эту акцию), – девушка в самом соку, наконец готовая к тому великому моменту, когда жизнь ненадолго оставляет свои строгие правила, превращает тюльпан в огурец и выжимает из него устрицу, чтобы получилось яйцо. Бред какой-то.

Солнце, видимо, тоже не было довольно ответом, потому что оно снова спросило:

«Что ты делаешь?»

«Эх, милая…» – подумала я, прокралась к нему в комнату, закрыла за собой дверь и в последний раз попробовала одуматься. Но как всегда: какая-то сила толкала меня именно на ту дорожку, про которую я точно знала, что она кривая. В моей голове теснилась сотня юристов, их рубашки на груди трещали по швам, галстуки трепетали, они кричали: «Нет! Нет! Нет!» – а я все равно шла за тем самым единственным самогонщиком, которому удавалось увлечь меня беззубой улыбкой и уйти со мной в своих безносых ботинках.

Наверно, это и был Юпитер. Ему было лучше, чем солнцу.

Наш жеребец уже вовсю храпел. Его шрам сверкал в волшебном утреннем свете, белый на смуглом лице. Его кровать была как белый островок в вонючем море грязного белья. Я пробралась к ней окольными путями и легла рядом с ним, погладила его по груди и по животу. У него было красивое холеное тело. Наконец он зашевелился, а я прошептала что-то ему на ухо. Его жирные волосы пахли корицей. Я продолжала ласкать его и приспустила резинку трусов. Под ними спал его приятель, остроконечный, притихший, словно неизвестный вид мягкотелых в своей кожуре. Ножеметчик слабо улыбнулся, и мы поцеловались. Я ощутила, что наконец доехала до Южной Америки. Потом я помогла ему снять штаны и ботинки, а сама сбросила нижнее белье.

Но какое бы смертельное очарование и безумные ласки я ни пускала в ход, этот тюльпан никак не хотел превращаться в огурец. И все же я решила не сдаваться и изо всех сил старалась заставить мягкотелое встать на ноги. Ведь от этого зависело наше с папой будущее. Но все напрасно. Целое утро я пыталась вызвать приток крови к этому золотисто-коричневому кусочку кожи, – увы, безрезультатно. Я даже молила Бога поднять этот член, чтоб я смогла достать свою мечту с этого золотого шеста. Бесполезно. В конце концов я задремала на посту, но вскочила, как только мужик проснулся, и предприняла последнюю попытку. Я представляла себе отца, довольного, с крошечным внучонком беннитесских кровей, – орущего светлоголовика со шрамом на щеке, законного наследника поместья Де-Криво. А после смерти Крокодила и Крокодилыча мы бы построили целую усадьбу ниже по реке, подальше от бенновского дома. Бабушка с дедушкой получили бы открытку с видом дома, который был бы больше самого здания в Бессастадире… Но все было по-прежнему. У ножеметчика не вставало.

«Что с тобой?» – спросила дочь Исландии.

«Нет-нет, это просто… А зачем тебе…?»

По его словам было заметно, что ему плохо.

«Это я такая невозможная?»

«Нет… Хе-хе… Просто меня прокляли».

«Прокляли?»

«Да. Чертова гадалка. Сказала, что я никогда не смогу…»

«Что? Та самая гадалка, которая предсказала тебе смерть в тридцатитрехлетнем возрасте?»

«А ты откуда знаешь?»

«Я много чего знаю».

«Где ты это услышала?»

«В Квинта де Крио».

«В Квинта де Крио? Ты там бывала?»

«Я там работаю. И живу тоже там».

«Да? Правда?»

«Да, я ухаживаю за твоим отцом».

«За папой? Старым Крокодилом?»

«Да», – ответила я, и тут меня осенило. Был другой способ заполучить Де-Криво. Я поспешила одеться, попрощалась, спустилась вниз по лестнице и отправилась прямо на автовокзал.

Четвертого июля 1950-го года я родила дочь. После чего проплакала двое суток. Я, которая ничего не умела и ничего не могла, все-таки совершила этот подвиг. Мне, изнасилованной жизнью, все же удалось принести ей плод. Я, негодная, все же оказалась на что-то пригодна. Я плакала от счастья, от облегчения, от горя и не верила своим глазам, когда мне в объятья положили здоровую девочку. Папа лил слезы из солидарности со мной, ухаживал за Гектором и договорился с Беннами, что мне дадут недельный декретный отпуск.

Рожала я дома. В нашей с папой комнате. Повивальной бабкой была деревенская гадалка – та самая, которая неправильно предсказала, что Крокодила разобьет паралич, но проявила свою силу, наложив проклятие на причиндал его сына. Мне она не нравилась, но, кажется, это была единственная повитуха в этой плоской местности, древняя, дряхлая цыганка, крутолобая, грудасто-толстая, с тяжелыми руками и черным пятном на подбородке. Старший Бенни привез ее на своем автомобиле. Под подбородком и подмышками у нее колыхался мягкий жир, словно бахрома на ковбойской куртке.

Ребенок вышел из утробы светловолосым, с белейшим телом; он был как светлый лучик в этих темных руках, так что здесь слово «появиться на свет» пришлось как нельзя более кстати. Только вот этой бабе сильно не хватало сердечной теплоты. Я не говорила, кто отец, но едва из меня показалась головка и крошечное личико, сплюснутое тазовыми костями, гадалка сразу обнаружила, кому оно принадлежит. Она приняла ребенка грубо, как теленка при отеле. И все время бормотала под нос: «Злое семя зло загинет, злое семя зло загинет». Перерезала пуповину со злой гримасой и швырнула орущего младенца мне, с презрением на лице.