Шкатулка с драгоценностями - читать онлайн книгу. Автор: Анна Дэвис cтр.№ 54

— Я их никогда раньше не видела, — сказала Грейс.

— Они ужасны, не так ли? Фотограф был никудышным.

— Я бы не сказала, что они так уж плохи. Впрочем, они не из нашей коллекции, так ведь? Откуда они?

Но Кэтрин, похоже, была полностью поглощена протиранием очков.

— Они принадлежат Шеридану? — Грейс с самого начала поняла, что права. — Это он их принес?

— Да, он. — Мать на мгновение надела очки. Затем, неудовлетворенная, снова их сняла, подула на линзы и продолжила протирание. — Славный мальчик. Он говорит, что вы тогда дружили?

— Это верно. Ну так что, мама?..

— Он хотел поговорить со мной о своих родителях. Особенно о матери. Путешествует по своей памяти. Знаешь, он довольно одинок.

Грейс посмотрела на мать. В ее словах был здравый смысл, и говорила она вполне нормально, но Кэтрин явно была не в себе. В глазах ее читалась мука, она была напряжена и, казалось, из последних сил сдерживала эмоции.

— Мама…

— Я не видела его с тех пор, когда он был еще мальчиком. Как он похож на своего отца! Это меня озадачило.

— Да, это должно озадачить.

Бедная Кэтрин! По ее лицу катилась слеза. Грейс протянула руку и нежно прикоснулась к матери. Они с Нэнси поклялись, что никогда не скажут, и даже заключили договор. Но…

— Мама… — Грейс еще колебалась, но если и можно найти для этого подходящий момент, то только сейчас. — Мама… я знаю. Я хочу сказать… я знаю!

Кэтрин посмотрела на нее испуганными бесцветными глазами.

— О тебе и Эдварде Шапкотте!

— Я понимаю. — Кэтрин встала. Подошла к камину, по-видимому, для того, чтобы положить очки в футляр. — А сейчас…

— Мы знали давно, Нэнси и я. Мы видели вас вместе на Парламентском холме. Вы целовались. Мы были не такими уж маленькими. Мне было тринадцать лет, и мы уже догадывались о ваших отношениях. Это было всего лишь подтверждением того, что мы обе знали, каждая из нас по отдельности. Это продолжалось годами, не так ли?

Слово не воробей, вылетит — не поймаешь. Пути назад не было.

— О господи! — Кэтрин тяжело облокотилась о камин, повернувшись спиной к Грейс. — Не знаю, что тебе и сказать.

— Должно быть, это было для тебя очень тяжело? — Грейс хотелось подойти и положить руку на плечо матери, но она почему-то не смогла. — Я понимаю, мама!

— Не смеши меня! — Когда Кэтрин обернулась, глаза ее лихорадочно блестели. — Что ты можешь понимать?

Грейс мучило сильное искушение рассказать о Джордже. Но нет! Нет!

— Мама, ты сошла с пути истинного, но в конце концов поступила правильно. Вы оба. Ваш роман закончился, и вы остались в своих семьях.

— Да. Мы остались. — Она провела ладонью по влажным глазам. — И это был самый трудный поступок, который я когда-либо совершала. Знаешь, я очень любила твоего отца. Ты же понимаешь это, правда, Грейс?

— Конечно любила.

— Но Эдвард Шапкотт был любовью моей жизни, а я его оставила! — Кэтрин была крепкой женщиной, но сейчас она казалась такой хрупкой, такой уязвимой.

Грейс сглотнула.

— Папа знал?

Чуть заметный кивок.

— Я не хочу говорить об этом сейчас. И когда-либо. Я не хочу, чтобы Нэнси узнала об этом разговоре. — И через некоторое время Кэтрин добавила: — И Шеридан. Шеридан ничего об этом не знает, Грейс!

— Как хочешь, мама.

Между двумя женщинами воцарилось глубокое молчание. Кэтрин со звоном поставила чашки на поднос. Грейс печально наблюдала за ней; у нее было такое чувство, что она что-то безвозвратно потеряла. Иногда тайна сближает людей. Тайна усиливает неизбежные узы времени, пространства, дружбы. Она укрепляет эти узы. Но не в данном случае.

— Где Нэнси? — спросила, наконец, Грейс, когда молчание стало невыносимым.

— Уехала в Париж с Джоном.

— Что?

— Она вчера звонила, переполненная впечатлениями от приземления Линдберга. Они сидели рядом с американским послом. Эту поездку она запомнит на всю жизнь, ведь она встретила столько самых разных людей.

— Понятно. Да, полагаю, так оно и есть. — Грейс почувствовала подступающую тошноту. Все заволокло темными облаками. Отдаленный шум мотора…

Голос матери зазвучал более легкомысленно. Она почувствовала явное облегчение от перемены темы.

— Эдна гуляет с детьми. Они будут через час-другой.

— Хорошо. Я, наверное, пойду распакую чемодан. — Грейс, пошатываясь, встала.

— Грейс? — Кэтрин взяла ее за руку. — Джон поклонник твоей сестры!

— Конечно, поклонник. — Грейс пыталась произнести эти слова как можно более небрежно. — И они сладкая парочка!

— Дорогая! — Рука по-прежнему у нее на плече. — Нэнси слишком молода, чтобы навеки остаться одной!

— Так он сделал ей предложение? — Ей не следовало задавать этот вопрос. Лучше бы она шла разбираться со своим чемоданом. Но она должна была знать.

— Думаю, мог бы, если бы ты оставила их в покое.

— Если бы я… Что ты говоришь?

— Ты выбрала другого парня и поступила правильно.

— Нет, неправильно. Я не хочу О'Коннелла. Мать крепче сжала ей плечо.

— Она слишком молода, чтобы провести оставшуюся жизнь в одиночестве. И ей надо растить детей. Теперь твоя очередь поступать правильно, Грейс. Твоя очередь поддерживать семью.

— Я только и делаю, что содержу семью! Все всегда вертится вокруг Нэнси, не так ли? Я тоже твоя дочь. Я тоже слишком молода, чтобы навсегда оставаться одной!

— С тобой все иначе. — Кэтрин ослабила хватку. — Дорогая, ты похожа на свою мать. Ты всегда будешь заботиться о других. Так уж у нас заведено.

Внутри Грейс что-то зашевелилось. Что-то темное. Все равно что смотреть в Темзу на предметы, лежащие среди грязи и ила. Давно погребенные предметы. Таинственные фигуры. Тени.

— Не волнуйся. Джон Крамер последний человек на свете, с которым мне хотелось бы быть. Пусть Нэнси будет с ним.

Два огромных куска торта остались на тарелках нетронутыми.

30 мая 1927 года.

«Жители Уэст-Энда!

Наступившее лето всех нас сводит с ума. Этот старый плут, этот шулер. При первом сиянии даже крошечного луча солнца мы все бегаем по Уэст-Энду в босоножках, выставляя напоказ наши противные носки, лилейно-белые ножки и дряблые руки. Боже, как мы, лондонцы, похожи на громоздкие мешки картошки! Всю зиму мы шикарно выглядим в шубах из чернобурки, шляпах с перьями и хорошо сшитых твидовых костюмах. Похоже, мы все подписали договор, согласно которому не должны думать о следующих трех месяцах!