Стоя под радугой - читать онлайн книгу. Автор: Фэнни Флэгг cтр.№ 58

3 января Дуайт Д. Эйзенхауэр принес клятву Президента Соединенных Штатов и отнюдь не обрадовал этим Тот Хутен.

– Невезуха. Первый раз пошла голосовать – и нате вам, мой избранник проигрывает.

21 января Соседка Дороти и Мама Смит поехали в такую даль – в Канзас-Сити, чтобы поприветствовать вернувшихся домой, в Миссури, Гарри и Бесс Трумэн. Они стояли в толпе на станции вместе с десятью тысячами других мужчин и женщин и ждали поезда. Он опоздал на час, но Гарри и Бесс все же прибыли, и оркестр «Американский легион» сыграл им «Вальс Миссури». Трудно было поверить, что Гарри больше не в Белом доме, но, как говорится, время идет вперед.

Хотя мир и меняется, программа «Соседка Дороти» осталась такой же, как раньше. Слушатели были верны ей и скорее пожертвовали бы первой чашечкой утреннего кофе, чем пропустили эфир.

19 февраля в Элмвуд-Спрингсе выдалось холодным, сырым, ветреным. Дороти как раз покончила с последней рекламой муки «Голден флейк» и пребывала в довольно подавленном настроении. В конце выступления она сказала:

– Знаете, очень многие постоянно задают мне один и тот же вопрос: что делать, когда тебе грустно. И спрашивают, бывает ли мне грустно. Так вот, отвечаю – да, бывает. И единственное, что меня спасает, – это печь пироги. Трудно вообразить, сколько я напекла за все эти годы, сколько чашек муки просеяла, сколько сковородок намаслила, и все потому, что это занятие излечивает меня от дурного настроения, уж не знаю, каким макаром, но работает оно безотказно. Сами знаете, в последнее время я немного пригорюнилась – скучаю по детям, но сегодня мне гораздо легче, и я хочу с вами поделиться полученным вчера письмом от Бобби.

Дорогая мама,

Ты представить себе не можешь, сколько открыток, писем и тому подобного приходит мне по почте с тех пор, как ты объявила мой адрес по радио. Поблагодари, пожалуйста, всех – от меня и других ребят. Многие из них не получают писем и страшно радуются, читая мои, помогая мне есть все эти печенья, карамельки и пирожные, проделавшие долгий путь в Корею. В моей роте большинство ребят из больших городов. Наверное, меня сюда послали для того, чтобы я сильнее полюбил родной город. Так что передай папе, что я его люблю, и хлопни посильней дверью вместо меня, чтобы твои слушатели почувствовали, что я с ними.

С любовью,

твой сын,

рядовой 1-го класса Бобби Смит

Я тоже хочу поблагодарить вас за то, что пишете ему и шлете посылки. Знаете, не люблю впадать в сентиментальность, но все же скажу: мы все знаем, что он был трудным ребенком, помню, как орала на него – сиди спокойно, прекрати носиться, не хлопай дверью… Но сегодня я отдала бы миллион долларов, чтобы услышать, как он хлопнет дверью, или увидеть торт с полосой от его пальца по кремовому краю. Ох, если бы мы умели останавливать время… Кстати, о времени. Мои старые настенные часы говорят, что пора расходиться. Жду завтрашнего дня, когда мы снова встретимся. Вы для нас столько значите – каждый из вас. С вами были Соседка Дороти и Мама Смит. Хорошего вам дня.

К огромному разочарованию Дороти, в тот день, когда Бобби исполнилось восемнадцать, Монро отвез его в Поплар-Блаф, где ее сын записался в армию, бросив школу. Для всех это было сюрпризом, но что поделаешь. Вечером перед его отъездом Джимми вошел в комнату Бобби и протянул часы:

– Хочу, чтобы ты носил их, пока не вернешься, – ради меня.

Бобби был тронут и надел подарок.

– Спасибо, Джимми, буду хранить как зеницу ока.

– Утром мы не увидимся, так что удачи тебе там, дружище.

– Он же не на войну, – говорил Док жене. Но когда на следующий день в 10.45 увидел, как от аптеки отъезжает автобус с его сыном, испугался, что больше его не увидит.

Отпустив миссис Уотли таблетки для щитовидной железы, Док на пару минут вышел с черного хода во двор и прислонился к стене. Сияло солнце, и было слышно, как на футбольной площадке репетирует школьный оркестр – словно на дворе обычный осенний день.

Очутившись в Корее, Бобби чувствовал себя будто запертым в инсталляции, которую под Рождество выставляли в большой витрине универмага «Морган бразерз». Только в этой зимней сказке ожили уродливые, коричневые, скрежещущие танки, люди с автоматами и медсестры, что таскали на носилках раненых, мертвых или умирающих солдат. Белый снег окрасили кровавые пятна, там и сям валялись оторванные руки и ноги, в двадцати футах от него были сложены трупы. Взрыв превратил дерево в кучу перемолотых веток. Если он выберется отсюда живым, то вряд ли еще когда-нибудь захочет видеть снег.

Но с каждым часом шансы выбраться таяли. Рота попала в окружение.

Ночью это случилось. Они услышали танки корейцев с юга, и с севера подходили еще. В живых осталось всего четырнадцать человек. Связь они потеряли несколько дней назад и жались друг к другу в наспех вырытом вчера окопе. Неделю назад на смену должна была прийти другая рота, но их оттеснили далеко за линию фронта и теперь, наверное, не могут найти. В жестоком бою они потеряли большую часть своих мешков с неприкосновенным запасом и не имели представления, где американцы.

Все было холодным и белым. Видимость не дальше фута. Когда не шел снег, опускался белый туман. Такая странная, обернутая в вату, сюрреалистическая война. Трещали автоматные очереди – мягко, приглушенно, и все же было понятно, что они несут смерть. Нелепым казалось испытывать смертельный страх посреди такого ласкового, белого мира. Так странно – покрываться потом в снежную пургу. Временами вдали слышались голоса – кого звали, их или друг друга, неизвестно. Большинство солдат, включая Бобби, выросли в кинотеатрах, под фильмы о Второй мировой, и резкие, пронзительные звуки восточного языка, походившего на японский, разбудили в их сердцах страх двенадцатилетних подростков. Но здесь не кино. А их сержанта зовут не Джон Уэйн. Это двадцатидвухлетний парень из Эйкрона, штат Огайо, год назад женившийся. Скоро у них все кончилось: продукты, боеприпасы – буквально все. Они не могли подать сигнал своим, не обнаружив себя для вражеской артиллерии. Они оказались в ловушке. Шевельнешься – смерть, не шевельнешься – тоже смерть.

Потом, около часа дня, Бобби вдруг сказал парню рядом:

– А, к черту. Пойду найду их.

Отдал ружье, перелез через край канавы и исчез. Он знал: высунешь голову – отстрелят, потому полз. Продвигаясь по-пластунски в снегу, он вдруг вспомнил слова Джимми, сказанные ему много лет назад в кафе «Троллейбус», перед конкурсом жвачных пузырей: «Не гляди ни вправо, ни влево. Сконцентрируйся. Не допускай внутреннего волнения, смотри прямо перед собой». Он повторял их про себя, вспоминая тот день, и пузырь, который надул, и аплодисменты… «Не волнуйся. Сконцентрируйся. Спокойствие и уверенность».

Пока он полз вперед дюйм за дюймом – ради своей жизни и висящей на волоске жизни ребят, – в тысячах миль от него в Элмвуд-Спрингсе его выпускной класс был озабочен другими нелегкими вопросами: кому отдать голос в конкурсе «Кто есть кто», какого цвета камушек заказать в кольцо и кого пригласить на бал. Его лучший друг Монро пил вишневую колу в аптеке со своей девушкой Пегги и расспрашивал Дока, нет ли вестей от Бобби.