– Там по радио сказали, что вам, Борис Ефимович, присудили звание узника совести…
– Кто присудил? – обернулся Немцов к докторше.
– Интернациональная Амнистия. Вам и ещё вот господину Яшину и Константину Кузякину.
– Косякину? – переспросил Яшин.
– Ну да, так как-то.
– Троим? – переспросил Яшин.
– Троим.
Воцарилось молчание.
– Борис Ефимыч! – оторвался от чая жёлтый Костя Косякин. – А почему Amnesty не назвала…арда…иновича узником совести? Апартеид какой-то. Даже меня назвали, – Косякин стеснительно сморщился, он был в прошлой жизни скромный советский человек, угольщик, и Деду было ясно, что Костя честно стесняется свалившегося на него, не прошенного им звания, слишком помпезного на его вкус.
– Да, нехорошо как-то, – вмешался Яшин, до сих пор сидевший, подперев щеку ладонью, локоть на столе. – Уж всем, так всем..?
– Ну не всем, – поморщился Немцов. – А нацики? Им тоже узников совести? Тор ещё куда ни шло.
Дед уже встретил здесь Тора. Владимир на самом деле был Владленом и, конечно же, имя германского бога войны присвоил, видимо, в совсем юные лета. Глава фирмы, занимающейся информацией, с аккуратно подбритой ухоженной бородкой, Тор принадлежал к тому же классу, что и Немцов – буржуй, но менее разбитной и пока ещё не крупный бизнесмен. Но это придёт – подумал Дед. Разовьётся в крупного. Тор спокоен, интеллигентен, связно говорит, с ним предпочитают иметь дело власти, когда хотят говорить с так называемыми «националистами».
– Непорядок, конечно, – Немцов оценивающе вглядывался в лицо Деда, – непорядок, что к нацболам относятся в Amnesty настороженно. Я объясню им, попытаюсь что-нибудь сделать. А то действительно нехорошо получается. Я, Яшин, вот Константин – «узники совести», а Дед с его ребятами между тем имеют заслуги… не меньше нашего…
– Не нужно мне протежировать, – сказал Дед. – И Amnesty не бог весть какая организация, порядком подрастеряли они свою репутацию. Я уж как-нибудь обойдусь…
– Я переговорю, переговорю, – сказал Немцов, – ты, дорогой, не смущайся. Всегда не лишне иметь защиту западной общественности…
– Ты забыл, Борис, что …ард…инович идеологически близок не к западной общественности, а к каким-нибудь Фиделю Кастро или Уго Чавесу, – подхихикнул Яшин.
– Я не в большом восторге от этого хитрого жирного индейца, – сказал Дед. – Я фанат Фиделя Кастро, вот кто Колосс!
– Я часто бываю в Венесуэле, – сказал Немцов.
– У Чавеса? – Дед не удержался от улыбки.
– Ну нет, просто на побережье Венесуэлы отличный сёрфинг, такие мощные волны… – Немцов невинно глядел на Деда…
– Вы только своим сторонникам не говорите об этом.
– А что такого? Я не понял… – Немцов действительно смотрел на Деда так, что стало понятно, не понимает.
– Уверен, что ваши сторонники не могут себе позволить летать на сёрфинг в Венесуэлу.
– Но сёрфинг это же не яхтинг, – воскликнул Немцов, святая простота.
Дед захохотал. Каждое такое путешествие к отличным волнам обходится Немцову в десяток тысяч долларов. Но, святая простота, герой буржуазии не может взять в толк, что его хобби всё равно дорогое удовольствие. Ну да, стоимость доски для сёрфинга уступает в сотни раз или тысячу раз стоимости яхты, но десяток тысяч долларов за одно путешествие в Венесуэлу, в другое полушарие планеты, всё равно накладно для среднего класса, о котором любят распинаться Немцов и его друзья. Не говоря уже о простых смертных.
Вернувшись из столовой в «хату», Дед рассказал только что состоявшийся эпизод Кириллу. «Сёрфинг – это же не яхтинг!» – долго хохотали они.
2
На следующий день утром включив транзистор, станцию «Эхо Москвы», Дед узнал, что не только он, но и Кирилл стали узниками совести.
Дед растолкал Кирилла.
– Вставай, узник совести!
– Что?! Где?!
Кирилл сел в кровати. Он выглядел испуганно.
– Радио «Эхо Москвы» сообщило только что своим радиослушателям, в том числе и нам с тобой, что мы стали узниками совести.
– Меня-то за что? – Кирилл зевнул и поставил ноги на пол.
– Немцов расстарался. Позвонил, видимо, вчера же, и вот и к утру мы уже узники совести.
– Куда позвонил?
– Ну, в Amnesty International или куда там, я не знаю, куда он позвонил, но теперь ты можешь хвастаться девкам, что ты «узник совести».
– О, это зер гуд, девкам! – согласился Кирилл. И стал зевать.
Позевав, он поинтересовался:
– А Тору узника не дали?
– Нет. Он же националист. То есть хуже нас с тобой. Совсем неприкасаемый.
– Да какой он националист… – Кирилл потянулся. – По мне, так… ну, буржуазный политик… Ну, может, мелкобуржуазный…
– Да, ты прав, у Тора больше общего с либералами, не по идеологии, но по внешнему виду, по одежде, даже по качеству дачек, которые ему поступают. Сервелаты там, нарезки всякие. Мы-то попроще будем. Тор, он бизнесмен. Ау нас бизнесом никто заниматься не умеет. У нас одни революционеры.
– Сами таких выкормили… – Кирилл лёг опять и только ноги одеялом прикрыл.
– Ну да, я виноват… – пробормотал Дед.
Он прошёлся по камере и задумался. «Выкормил». Ну да… Его «выкормыши» были везде: в приморских партизанах и на Манежной площади. Энергичные, храбрые сорвиголовы эти его выкормыши… А деньги делать, это для ограниченных душ…
– Деньги делать – это для ограниченных душ! – повторил Дед вслух.
– Ау Немцова много денег? – Кирилл встал.
– Не столько, сколько у Абрамовича, но достаточно, чтобы летать на surfing в Венесуэлу, когда он захочет.
– А на чём он деньги сделал?
– Начинал как студент-мошенник в антураже Андрея Климентьева в Нижнем Новгороде. По стечению обстоятельств мой приятель адвокат Беляк был защитником Климентьева во время первого его процесса. В то время Немцов был уже молодым губернатором, там, в Нижнем. Так что я много знаю из показаний Климентьева. Немцов учился на физтехе, ну, видимо, денег всегда не хватало, молодой и креативный, он придумал зеркальные очки с особыми линзами, которые позволяли в карточной игре увидеть карты противника. Климентьев в 90-е был, что называется, авторитетным предпринимателем. На суде он рассказывал, что даже покупал галстуки юному Немцову. Так себе и представляю жёлтый галстук лопатой от авторитетного предпринимателя на Немцове. Видимо, эта группа в Нижнем выглядела как, помнишь, был фильм «Однажды в Америке»?
– Хороший фильм, увлекательный, – одобрил Кирилл.
– Возражений нет, увлекательный. Только из тех американских бандитов ни один не стал вице-премьером Соединенных Штатов, а Борис Немцов стал. Это характеризует тот государственный строй, который установился в России после переворота, осуществлённого Ельциным в августе 1991-го. Буржуазия впервые в российской истории; если не считать короткий, с марта по октябрь, период в 1917 году, впервые пришла к власти. Качество пришедших к власти с Ельциным оставляло желать лучшего. Немцов – это криминальная молодёжь.