– Все в порядке? – прошептал мне на ухо Пьер. – Ты где-то не здесь.
– Все в порядке, просто немного устала. Давай уйдем?
– Как скажешь.
Мы подошли к Марте попрощаться. А с Габриэлем лишь помахали друг другу, настолько он был занят.
Когда мы легли, Пьер потянулся ко мне и стал целовать. Он так давно не прикасался ко мне, что я мгновенно среагировала на его ласки. Я ощущала его на себе, в себе, но мое сердце не участвовало в наших объятиях. Отвлекало сопротивление непрошеному присутствию Габриэля в моих мыслях. Мы занимались любовью как супруги со стажем, знающие друг друга наизусть, механически, без страсти, без эмоций. Потом Пьер уснул, обнимая меня. А я глотала слезы.
Наш парижский уикенд прошел спокойно. Взявшись за руки, мы гуляли по острову Сен-Луи, а вечером там поужинали. Назавтра, после посещения Нотр-Дам, мы бродили по Латинскому кварталу, болтая о том о сем. Однако все было не так уж благостно. Время от времени мы оба погружались в молчание, словно нам нечего друг другу сказать или мы боимся, как бы разговор не принял опасный оборот. Я заставляла себя не думать о Габриэле.
В воскресенье днем, когда до отъезда Пьера оставалось несколько часов, мы наслаждались лучами весеннего солнца на террасе кафе неподалеку от Люксембургского сада.
– Я хотел с тобой кое о чем поговорить, – объявил он.
Привычная серьезность вернулась к нему.
– Слушаю тебя.
– Пожалуйста, возвращайся домой.
У меня в голове затикали часы, и я принялась быстро подсчитывать в уме. Мне вдруг стало холодно, несмотря на теплую погоду, и я заерзала на стуле.
– Осталось полтора месяца занятий.
– Послушай, я подумал, проанализировал то, что видел в пятницу вечером… Ты здесь больше не учишься, да и, по сути, никогда не училась. Ты сложившийся дизайнер, которым всегда хотела быть, у тебя есть клиентки в Париже, и в нашем городе появятся. Я убедился в этом после свадьбы.
– Ко мне никто не обращался.
– Потому что ты в Париже. Вспомни, о чем мы говорили: ты должна работать дома. Пару дней назад я поднялся на чердак, обдумал, как там все обустроить, чтобы ты могла принимать заказчиц. К тому же кто тебе помешает время от времени появляться в Париже и встречаться с Мартой и ее клиентками?
– Ты приехал сюда только для того, чтобы вернуть меня домой?
– Нет, я скучал по тебе, и потому приехал. Целую неделю я беспрерывно размышлял, задавался вопросом, как мы могли до такого дойти. Вся ответственность лежит на мне. Раньше я к тебе не прислушивался, но теперь с этим покончено. Ты правильно сделала, что напугала меня во время свадьбы – я не хочу тебя потерять. Это было как электрошок. Но если тебя не будет дома, как я докажу, что изменил свои приоритеты и отныне ты и наша семья – самое важное для меня?
– Наши проблемы не решатся по мановению волшебной палочки только потому, что я вернусь раньше, чем предполагалось.
– Знаю, знаю, но дай нам шанс, дай мне шанс… Что тебя здесь удерживает?
Соблазн. Горло перехватило, и я мысленно поздравила себя с тем, что темные очки скрывают наплывающие слезы.
– Ничего не удерживает, ты прав.
– И потом, мы ведь собираемся завести ребенка, и это сделать проще, если мы все ночи будем проводить вместе.
Я вздыхала, смотрела по сторонам, ничего не замечая и пытаясь переварить вывод, к которому Пьер меня подталкивал. Мне все удалось. Я стала дизайнером. Пьер вернулся и сражается за меня. Пришло время перевернуть парижскую страницу.
– Я не хочу, чтобы мы продолжали жить порознь… А ты?
– Но ты же не думаешь, будто я могу вернуться прямо сегодня вечером, – улыбнулась я. – Сперва мне нужно многое уладить.
Пьер взял меня за руку и крепко сжал:
– Буду ждать тебя.
Назавтра я встала рано. День будет трудным. Нужно закончить несколько заказов и предупредить Марту о перемене в моих планах. Никогда ноги не были такими тяжелыми, как сейчас, когда я подходила к ателье. После отъезда Пьера у меня в горле образовался ком, который мешал дышать. Мне уже начало казаться, что я вот-вот задохнусь, и тут я увидела подъехавшего на мотоцикле Габриэля.
– Что ты делаешь здесь в такое время? – поинтересовался он.
– Могу задать тебе тот же вопрос.
– Мне не спалось, вот я и подумал, почему бы не приехать.
– Выпьем кофе, перед тем как идти пахать?
– Я не против.
Мы зашли в ближайшую забегаловку. От восхитительного запаха свежих круассанов меня замутило. Я выбрала столик у окна – спиной к свету легче прятать глаза – и села на банкетку. Я заказала американо, Габриэль – эспрессо. Слышался звон посуды, шипение кофемашины, шелест переворачиваемых газетных страниц. Нам принесли кофе.
– Как твои выходные с Пьером?
Он произнес имя Пьера так, будто они знакомы или даже близкие друзья, и я пришла в замешательство.
– Э-э-э… да… на самом деле мы много говорили и… Я впилась в него взглядом:
– В ближайшее время я возвращаюсь домой.
Он развалился на стуле и закинул руки за голову.
– Ну что ж, значит, пора… Я до сих пор так и слышу, как ты говоришь, – он изобразил пальцами кавычки, – “Я здесь всего на полгода”.
Я улыбнулась:
– А ты ответил: “За полгода многое может случиться”.
– Быстро время прошло, да?
– Да.
Он смотрел в окно. В молчании потянулись долгие секунды.
– Ты права, тебе пора возвращаться.
Я почувствовала удар в самое сердце.
– Ты действительно так думаешь?
– Да, я, конечно, совсем не знаю, что такое семейная жизнь, но я могу себе представить, что, если бы я любил женщину… я бы не отпустил ее так далеко и надолго. К тому же твоя жизнь – там, она всегда была там.
– В том-то и дело…
– Когда ты уезжаешь?
– Не знаю… Через несколько дней, я думаю. Нужно сказать Марте… Как она, по-твоему, к этому отнесется?
– Не беспокойся о ней, ладно?
– Легко сказать.
– Я знаю.
Он посмотрел на часы:
– Мне пора.
– Иди, не нужно из-за меня опаздывать.
Он поднялся, вынул из кармана деньги и бросил на стол:
– Сообщи, когда соберешься ехать, пойдем с тобой выпьем.
– Как скажешь, – прошептала я.
Когда он ушел, я глубоко вздохнула, почувствовав облегчение от того, что все уже позади, и одновременно ужасную грусть из-за его безразличия и той стенки, которую он сразу возвел между нами. Значит, я не ошиблась тем вечером у Марты. Я была лишь минутным капризом, хотя он и позволил мне на мгновение увидеть другого человека, скрывающегося за маской прожженного соблазнителя. Он выразился более чем недвусмысленно: я приняла правильное решение, и мой отъезд не очень-то его огорчает. Оставшись в Париже, я бы стала ядром каторжника, прикованным к его ноге. В конце концов, я возвращалась к привычной жизни замужней женщины, верной своему мужу, и Габриэль медленно отходил на второй план.