Евгений Гришковец. Избранные записи - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гришковец cтр.№ 78

Помимо этих настоящих и целевых «республиканцев», на Казантипе явно и многочисленно присутствуют случайные. Любопытствующие. Это девицы разного возраста, во вполне привычных взгляду коротких платьях, с длинными ногтями, макияжем и на каблуках. На их лицах недовольные и брезгливые мины. Но все же они на что-то надеются, потягивают нечто через трубочки из пластмассовых стаканчиков и даже пытаются танцевать под не свойственную им музыку. Правда, танцуют так же, как под Жанну Фриске или под то, к чему привыкли на турецких курортах. Тут же бродят парни в светлых рубашках и с барсетками в руках, которые прибыли на Казантип по зову плоти. Им сказали, что на Казантипе легко поживиться, и на их лицах недоумение и разочарование, но они всё же находят себе жертв из случайных и любопытствующих барышень, то есть привычных парням своим обликом и манерами. В этом смысле их контакты ничем не отличаются от того, что происходит в ночных клубах их родных городов. Вот ещё бы заиграла группа «Рефлекс» или Григорий Лепс – вообще всё встало бы на свои места.

Но случайные и любопытствующие задерживаются там ненадолго… а потом не возвращаются никогда!

Я разговаривал с людьми, перекрикивая грохот. Я смотрел в одурманенные глаза тех, кто изо всех сил старается получить удовольствие, я наблюдал многочасовые однообразные танцы. Я видел людей, которые преданно, год за годом, а кто-то уже больше десяти лет приносит себя в жертву «республике». Я смотрел и думал: «Ну а Грушинский фестиваль-то чем лучше? Там, конечно, под гитару и больше водка, но тоже какая-то своя «республика», со своими ничего не желающими слышать и видеть фанатами и апологетами. А «Нашествие»?! Грязь и пивное безумие с плохим звуком и комарами. Вонь и пьянка. Тоже всё держится на ничем не объяснимой преданности… Здесь-то, на Казантипе, вроде бы лучше! Комаров нет, море, огромные декорации… Почему же мне так худо именно здесь? Почему?» А потом я понял…

В преданности бардовской песне и русскому року, а также в способах выражения этой преданности не существует таких изощрённых методов, как в «республике» Казантип…

Я смотрел на бьющихся в танце вплотную к огромным колонкам рыхлых или совсем худосочных ребят, помятых барышень… И понимал… Как же, должно быть, им не нравится, обрыдла их повседневная жизнь! Я отчётливо видел их погибшие в городской повседневности, рутинной работе, учёбе или семейной жизни мечты и робкие грешные фантазии. Они всё это и бросили и приехали сюда, прибыли от «нельзя» к «можно».

Они приехали с надеждами, и на основе этих надежд с программой действий. А в этой программе содержится приказ самим себе: несмотря ни на что, быть свободными, раскрепощёнными, настоящими, то есть снять все социальные маски. Нужно позволить себе, а если не получается и не хочется – заставить себя быть счастливыми. Даже если противно, всё равно трахнуться на пляже или в кустах, а предварительно закинуться химией – от брезгливости и для решимости.

Всё это трогательно, печально, наивно и ужасно закомплексованно… Но главное – в этом нет никакой надежды! Отсутствие всякой надежды – основное, что я там почувствовал каждой клеточкой души и тела… А ещё через два часа пребывания почувствовал, что ритм и звук уже заставляют меня двигаться в такт, что я не только слышу, но и буквально вдыхаю этот ритм и звук. Меня затягивает… И просыпается любопытство к изменению сознания легкодоступным в «республике» химическим способом.

Там можно увидеть много людей с жёлтыми чемоданчиками. Жёлтый чемоданчик – символ «республики». С таким аксессуаром туда пускают бесплатно. Я сразу сделал предположение о происхождении этого символа и оказался прав. Он возник в честь фильма «Приключения жёлтого чемоданчика», помните? Хороший детский фильм. Там доктор сделал конфеты, при помощи которых можно было стать смелым или весёлым на какое-то время, если смелости и веселья человеку в жизни не хватает. Правда, создатели «республики» забыли, что главные герои фильма, грустная девочка и трусливый мальчик, так этих конфет и не попробовали. Они сами собой стали весёлыми и смелыми, зато бабушка и пожилой доктор сильно кайфанули.

Во всём, в каждой детали – и в устройстве пространства, и в неких традициях и правилах Казантипа – чувствуются былое остроумие и даже креатив. Хорошая идея с жёлтым чемоданчиком, хорошая аппаратура, удивительные конструкции, мощный свет, дивная бухта, незлые и инструктированные охранники, которые ссать по углам и в кустах запрещают, а трахаться позволяют… И в то же самое время во всём этом доминируют абсолютно фиктивная суть и реальность. Фиктивная как изменённое химией сознание, как ничем не обоснованные цены за вход и плохую выпивку при кажущейся «республиканской» демократичности, как фигуры гигантских стальных насекомых и пауков, которые расставлены по всей территории непонятно чего ради… И главное, как то, что там называют музыкой.

Около двух ночи всё вдруг изменилось. Врубился такой мощный и громкий звук, что все остальные источники словно заглохли. Это начал работать самый центральный данспол под названием «Марс», который с моря казался гигантским круассаном. Мне сказали, что это чудо сделал на свои деньги эксцентричный миллиардер Михаил Прохоров. На этом дансполе самые дорогие бары, самая мощная аппаратура и даже большой, полноценный бассейн.

«Республиканцы» путались в показаниях. Кто-то говорил, что Прохоров нынче здесь сильно развлекался, да и сейчас здесь, кто-то говорил, что в этом году его и вовсе не было. Также я понял, что очень немногие представляют себе, как этот Прохоров выглядит, но практически все утверждали, что именно он всё на Казантипе испортил, устроил VIP-зоны, привнёс пафос и селекцию в свободную жизнь, а тем самым извратил суть и традиции «республики». Все выражали ему недоверие и считали неким дурачком, который либо зажрался, либо ищет почтения и популярности везде и любым способом.

Я их слушал и понимал, что Михаил-то просто взял и указал этой «республике» её истинное место, да и цену свободе тоже вполне внятно определил.

Оглохшие, мы возвращались на свой маленький парусник… Я смотрел на удаляющиеся конструкции, похожие на какой-то концентрированный и немыслимый городской пейзаж. Смотрел и думал: «Боже мой! Как печален сегодняшний житель большого города! Как запутался он, бедный и маленький! Как устал от своей городской и повседневной жизни!.. И как же ничего он не может придумать взамен…» Вот он, Казантип! Некогда красивая идея превратилась, в итоге, в уродливую модель некоего города. От чего бежали, к тому же и пришли. Город Казантип… С окраинами, трущобами, социальными слоями, элитой и даже своим олигархом.

Изначальная идея очертила круг и замкнулась. В этом замкнутом круге можно выдумать себе радость, купить ощущение свободы, выдавить из себя смелость, можно даже расстаться с самим собой… Вот только надежду надо оставить за пределами этого пространства. В противном случае будет ещё больнее и труднее возвращаться к своей повседневной жизни.

Мы уходили в море, во тьму и тишину. Так грустно мне не было давно. Так сильно я прежде не испытывал сочувствия к своим современникам и самому себе как городскому муравью, заплутавшему в лабиринтах нашего времени и жизни.