Евгений Гришковец. Избранные записи - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гришковец cтр.№ 37

Меня часто спрашивают: мол, есть ли у вас какой-нибудь обязательный ритуал перед выходом на сцену?

Есть. Каждый раз, выходя на сцену, я обязательно проверяю, застёгнута ли у меня ширинка, даже если исполняю спектакль «Как я съел собаку», который играю в матросских штанах, а у них нет ширинки – пуговицы по бокам, я всё равно делаю условное движение, как будто застёгивая ширинку.

Однажды в Питере, в начале 2002 года, я сыграл спектакль «Дредноуты» с расстёгнутой ширинкой. И обнаружил это только в самом конце. На меня обрушилось осознание того, что я рассказывал про героев-моряков, говорил о благородстве и подвигах… о любви… И всё это с расстёгнутой ширинкой. Сначала чуть не провалился сквозь сцену, а после спектакля сгорал от стыда.

Я думал, что никогда уже не забуду застегнуть ширинку, но это повторилось буквально через месяц, уже в Москве, тоже в спектакле «Дредноуты»… Я вышел на сцену и стал говорить вступительное слово, как вдруг из первого ряда встал смуглый, красивый, черноволосый молодой мужчина, подошёл ко мне и жестом предложил к нему наклониться, чтобы что-то сказать мне на ухо. Все это было при полном зале. Я извинился, зал недоумевал и посмеивался, а он сказал мне на ухо, что у меня расстёгнута ширинка. Сказал и вернулся на место. Я сбегал за кулисы, исправил ситуацию и весь спектакль испытывал к нему глубочайшую благодарность. После спектакля я нашёл его, и мы подружились. Он оказался сербом из Югославии, с удивительной фамилией – Дуракович. Но он объяснил, что по-сербски его фамилия ничего плохого не означает. Давненько его не видел, но мы приятельствуем.

С тех пор я неукоснительно соблюдаю перед выходом на сцену свой ритуал.

Сегодня ходил в детский сад к своему сыну – там был концерт, посвящённый приходу весны. Саша три дня пел дома песни, которые их группа готовила к концерту (имеется в виду детсадовская группа, не рок– и не поп-). Он спел все песни, прочитал стихи, исполнил роли других детей и даже станцевал странный танец, сказав, что это танец морковки.

Сегодня мы были на этом концерте. Для начала дети под пианино походили по кругу с какой-то невнятной песней, потом нам исполнили сказку про мальчика и девочку, которые вырастили урожай гороха, моркови и капусты, и хотя хитрый заяц пробрался в огород и чуть не испортил урожай, дети прибежали с прутиками и его прогнали. По ходу сказки исполнили танец три горошины, три морковки и три капусты. Хореография была неожиданная. Замысел мы смогли оценить и понять, так как в дальнем углу детсадовский хореограф, юная барышня, все эти танцы танцевала, чтобы дети видели и старались повторить. Дети кое-что повторили.

Наш сын танцевал партию морковки. На голове у него была шапочка свекольного цвета, с пучком зелёных ленточек. Как выяснилось, это сделала, ничего нам не сказав, наша старшая (младшему четыре, старшей тринадцать). На вопрос, почему шапочка морковки была свекольного цвета, ответ был предельно прост: «Колготок нужного цвета не нашлось».

Потом дети ещё что-то делали. Пришла воспитательница, одетая, по мнению детей, очень красиво и с необычно ярким макияжем. Она представилась Весной. Дети были рады. Саша прочёл, почти без запинки, с явным воодушевлением, радуясь, что мы, родители, пришли, сольное стихотворение про одуванчик. Одуванчик в этом стихотворении очень быстро поседел, а потом и облысел. Ему особенно нравилось слово «облысел».

Одет Саша был очень аккуратно: в коричневые бархатные бриджики, белую рубашечку и бордовый галстучек. На ногах – голубые носочки и сандалики. Он сам оделся после сна и был этим горд. И весь концерт Саша выступал… Вы думаете, он выступал с расстёгнутой ширинкой? Нет! Ширинка была застёгнута! Но… она была сзади. Как он умудрился надеть эти бриджи задом наперёд, для меня загадка. И как ему удалось при этом застегнуть штаны? Тайну он не раскрыл. Ему стало неудобно, он расстроился из-за наших вопросов. Но то, что он меня в свои четыре года переплюнул, могу сказать с отцовской гордостью.

…У нас в семье не сохранилось ни одной фотографии деда в военной форме. Помню, была его фотография в госпитале, в госпитальной пижаме и на костылях, но куда-то запропастилась. Когда дед воевал, людям было не до фотографий. Ему достались 1941-й и 1942 годы. Зато есть довоенные и послевоенные фотографии, хотя и мало. Например, фотография 1935-го или 1936 года.

Это детско-юношеский духовой оркестр Рудничного района города Кемерова, который тогда называли просто Рудник. Здесь ребята в основном 1917–1922 годов рождения. Про эту фотографию я писал в книге «Реки». До сорок пятого из всех, кто на ней изображён, дожили трое, в том числе мой дед. Он во втором ряду, второй справа от руководителя оркестра, со значком «Ворошиловский стрелок». Руководитель до победы тоже не дожил, был репрессирован в 1937-м. Дед играл на трубе и говорил, что у него был хороший звук, но при этом он был ленив и не очень техничен, поэтому первой трубой в оркестре был Колька Богомолов, который сидит между дедом и руководителем. Богомолов тоже до Победы дожил. Все остальные, кроме крайнего справа внизу, погибли в самом начале войны, так как все они были в составе тех сибирских дивизий, что полегли под Москвой.

Я не много знаю про то, как воевал дед. Знаю только, что летом 1941-го, перед самой войной, он окончил третий курс Томского университета – он учился на биолого-почвенном факультете и специализировался по ихтиологии. Как только началась война, срок обучения в университетах был сокращён до трёх лет, и дед неожиданно оказался выпускником. И как выпускник должен был пройти офицерские курсы и отправиться в действующую армию. Но он рвался на фронт: скрыл, что у него диплом, и очень скоро ушёл добровольцем, так что уже в июле в звании рядового принял первый бой, и в первом же бою был тяжело ранен. Про это он мало рассказывал, говорил только, что была полная неразбериха и касок, к примеру, не было даже у офицеров.

После тяжёлого ранения, уже в госпитале, выяснилось, что у деда высшее образование, и, ещё не окончательно долеченного, его отправили на офицерские курсы в Казахстан. Через три месяца это был готовый лейтенант. Поскольку в университете он изучал биологию, его направили в войска командиром роты химической защиты. Он говорил, что в начале войны были большие опасения, что немцы будут применять отравляющий газ. Какое-то время дед пребывал в резерве, а потом уже было не до резервов. Достоверно знаю, что его рота, усиленная взводом пулемётчиков, была оставлена в качестве заслона для отступления остатков нескольких полков на Старорусском (город Старая Руса) направлении. Из трёхсот человек, которые находились в его подчинении, ему удалось вывести из окружения всего шестнадцать. Сам он был снова ранен и попал в госпиталь. Потом был Ржев – снова тяжёлое ранение и контузия, потом снова Ржев. Несколько месяцев боёв, тяжёлое ранение и вторая контузия, после чего инвалидность второй группы и демобилизация. Так что погоны мой дед поносить не успел, потому что погоны были введены только в сорок третьем. Из боевых наград у него два ордена Красной Звезды, за сорок первый и сорок второй годы, медаль «За отвагу» сорок первого года и медаль «За оборону Москвы». Последнюю он очень ценил и говорил, что мало у кого такая есть, так как мало кто дожил до Победы из тех, кто мог такую медаль носить. Юбилейные награды и то, что давали потом каждые пять лет всем участникам войны, он не любил и называл «ёлочными игрушками».