Евгений Гришковец. Избранные записи - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Гришковец cтр.№ 192

Представьте себе комнату: ты входишь – и перед тобой в дальней стене три окна, довольно узких, но их три. И в стене с правой стороны, ближе к углу – ещё окно. Ясно, что комната очень и очень светлая. Слева, строго посредине, большой камин необычной формы. Он не очень высокий, но широкий, и, конечно, является смысловым центром комнаты. Камин похож на печь, потому что кирпичный, оштукатуренный и побеленный, как печка. По чёрным внутренностям видно, что он не был декорацией. Мне сказали, его хорошо сложил местный печник, хотя и не представлял, как делаются камины. Андрей с удовольствием его топил и любил это дело.

Рабочий стол стоит у дальней стены под средним окном, торцом к стене. Рабочий стул – слева, так что сидя можно было смотреть в окно правой стены.

Стол необычный. Его нельзя назвать письменным. У него нет тумб и всего пара выдвижных ящичков, да и те небольшие. На столе ничего нет. Зелёным сукном стол напоминает карточный игровой столик. Гнутые ножки. Не понимаю первоначальное предназначение стола. Может быть, для пасьянса. Не берусь судить. Но стол красивый и приятный. Как много пишущий за столом человек могу сказать, что стул и стол очень удобные. Интересно, были ли какие-то любимые предметы на столе? Сейчас нет ничего, но мне кажется, оно так и было. Главным было то, что можно смотреть в окно прямо перед собой.

– К сожалению, вид, который был в этом окне, теперь уничтожен, – поймав мой взгляд, сказали мне. – Он очень любил здесь сидеть на закате. А солнце как раз в этом окне и садилось. Теперь деревья повырастали, но деревья – не беда. А вот дом этот ужасный, его никуда уже не убрать. Раньше была удивительная даль, возможно, из-за дали и заката он этот дом и выбрал.

Я тут же вспомнил историю про домик и участок за 400 рублей. Да! Кто тогда мог предположить…

А ещё я вспомнил недавнюю свою историю, очень похожую. Два года назад мы переехали в дом, в котором живём сейчас. Очень долго шла реконструкция, и нам уже не терпелось поскорее переехать в дом, который мы давно купили, но он требовал серьёзнейшего переустройства, а точнее, полной реконструкции. Дом довоенный, кирпичный, построенный так же, как дом Тарковского, в 1930-е годы.

Хотелось сделать всё идеально, чтобы въехать и жить без ремонтов и серьёзных доделок. Хотелось, чтобы дом и садик были такими, чтобы можно было отдохнуть от кажущейся бесконечной стройки. Мы въехали и наслаждались особым образом жизни, который дарит отдельный дом. Никакая даже самая большая и дорогая квартира никогда не даст таких ощущений.

Но по соседству, точнее, прямо за оградой громоздились безобразные гаражи, на которые смотреть было страшно, и каждый раз эти гаражи портили мне настроение. Однако никаким образом на их внешний вид повлиять я не мог. И вдруг хозяин гаражей вышел ко мне с неожиданным предложением эти гаражи купить и заломил за них такую цену, что мне стало скучно и грустно. Я немедленно отказался, сказав, что цена несуразная, и предложил другую цену, сильно меньшую. Я сказал, что никому, кроме меня, эти гаражи не могут понадобиться и что я воспринимаю это предложение как шантаж.

Но это и был шантаж, потому что гаражи могли понадобиться только мне и только для того, чтобы их убрать. Однако хозяин уверил меня, что вместо этих трёх гаражей запросто можно построить, хоть и небольшой, но дом. Это вполне реально, и соответствующие документы у него готовы. Я категорически отказался и сказал, что он не там ищет простака. Но через какое-то время я стал наблюдать подъезжающие к гаражам автомобили. Из автомобилей выходили люди, и хозяин показывал им строения. Я счёл это инсценировкой и опять же шантажом.

Всё это длилось довольно долго, пока как-то раз Лена (моя жена), глядя в окно, не сказала:

– Женя, мы же намерены в этом доме жить и жить. Пойми, может случиться такое, о чём ты всю жизнь будешь жалеть.

Я тут же позвонил хозяину гаражей и согласился на его условия. Сейчас этих гаражей нет. В окно видны закат и озеро…

Неожиданно для себя я обнаружил, что остался в кабинете Тарковского один. И даже дверь кто-то затворил. До этой минуты кто-то мне что-то рассказывал, показывал, кто-то из тех, кто приехал со мной, что-то разглядывал и комментировал. Кто-то даже предложил сфотографироваться за его рабочим столом. Я, разумеется, отверг такое предложение… Как я уже говорил, мне было в этом кабинете хорошо. Радостно, любопытно, многое понятно. А тут, оставшись один, я почувствовал совсем другое.

Я ощутил неловкость, может быть, смущение, возможно, робость, и всё вместе. Тускло горела лампа. Я стоял почти посредине комнаты, и мне многое стало видно из того, что, возможно, не должен видеть посторонний человек. А не посторонним в этом кабинете мог быть только его хозяин. Даже гости, а также его друзья, соавторы, с которыми он здесь работал, коллеги, с которыми обдумывал и разрабатывал свои замыслы, могли находиться в этом пространстве только вместе с ним и по его поводу. Я находился здесь, разумеется, исключительно по его поводу. Но один. Он когда-то давно пригласил меня в искусство, но это приглашение не распространялось на его кабинет.

Я огляделся ещё раз и всё увидел особым образом. Вот его стол, вот стул… Возле окна, у правой стены, большой красивый шкаф, необычный тем, что большая его дверь снаружи полностью зеркальная. Справа от двери вдоль стены стоит кровать с высоким деревянным резным изголовьем. Покрывало на кровати явно домашней работы. В центре покрывала вставлен гобелен с пейзажем, ничем не особенный. Таких до сих пор можно много найти в деревенских домах. Какой-то условный европейский пейзаж…

Он сидел за столом, по правую руку от него за спиной горел камин, он чувствовал его тепло, а огонь видел отражённым в зеркале. Кровать стоит так и сама кровать такова, что ясно: он добирался до неё только тогда, когда – возможно, под утро – сон уже не давал работать, размышлять или читать. Всё очень просто, точно, красиво и понятно. Здесь, в этой комнате, зародились и были намечены многие образы, которые мы, знающие и любящие его картины, знаем наизусть.

Я стоял так, разглядывал какие-то предметы, стоящие на камине, понимал, что не должен здесь находиться один и что надо выйти и присоединиться к остальным, как вдруг увидел, что в кабинете я не один. Не знаю, каким образом, что называется, краем глаза я заметил малое движение на полу. Пригляделся, наклонился и обнаружил, что по полу ползёт большой зелёный жук – бронзовка. Как попал сюда этот жук?

Бронзовки не живут в домах, они не прячутся в подпольях, не забираются в щели. Бронзовки летают на просторе, им нужны тепло и солнышко. А когда ползают, они медлительны, неуклюжи и становятся лёгкой добычей детской заботы и смертельной ласки. Они не кусучие, максимум – способны наивно изобразить, что уже умерли, и поэтому не могут быть интересны. Как такой жук оказался в не прогретом с зимы и весны влажном и тёмном доме? Не понимаю.

Я далёк от всяких мистических предположений и не люблю во всём усматривать знаки, но жуку я обрадовался. Таких жуков не встретишь в музеях. А ещё он явился важным и серьёзным поводом покинуть кабинет. Мы оба были здесь непрошеными гостями. Я подобрал жука, немедленно вынес его из дома, подбросил, и он улетел.