Свечка. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Залотуха cтр.№ 43

Загорелось не в церкви – в подсобке, о которой недавно еще все мечтали, а теперь стояли и нюхали, прощаясь с мечтой: «Какава горит. Греча занялась, “Ява” явская задымила».

Говорят, пожар в публичном доме во время наводнения – это смешно… Не знаем, не видели, а вот пожар в исправительно-трудовом учреждении в зимний период – это и вправду ухохочешься: толкали пожарную бочку, как те цыгане паровоз, а чего ее толкать, если вода в ней замерзла.

Зэки волнуются, что добро горит, а охрана волнуется, чтобы в огонь кто не кинулся, потому что потом уже факт пожара не скроешь, затворами клацают, орут, как оглашенные: «Стоять лежать не двигаться!», собаки лают, волки воют, шум, гам, тарарам.

Когда подсобка горела, народ еще кое-как держался, а когда из церковных окошек красивый золотистый дым повалил, некоторые контроль над собой потеряли. Налет с Лаврухой с разных сторон в горящий храм рванули, на «Стой, стрелять буду!» не реагируя, и скоро оттуда выскочили, кашляя до рыданий, прижимая к груди церковную посуду, все их чашки-ложки, блестящие, да, но не золотые и даже не позолоченные, спрашивается, чего было так рисковать?

Посуду спасли, а больше вроде ничего не спасли, все Рубелевы художества огонь поглотил, а заодно и творение безвестного Облачкина. Иконы тоже сгорели, в том числе и привезенная из монастыря монахами «чуть ли не чудотворная» Семистрельная.

Сгорела…

Что ж, и не такие иконы исчезали навечно в огненной купели, даже сама Казанская Божья Матерь почила навеки в огненной пещи, брошенная туда рукой неблагоразумного разбойника Стояна Чайкина, чтобы сильней разжечь пожар веры в русских людях, возродившись в тысячах и миллионах списков, творяй и творяй чудеса, глядишь и эта не забудется, напоминая о себе через умягченные сердца тех, кто, глядя на нее, крестился, молился, прикладывался…

Так что не было больше храма в «Ветерке», а оставшаяся без крыши над головой община, точнее ее остатки, разделилась внутри себя на две враждующие группировки.

Лидером первой был Шуйца, второй – Десница. Налет и Лавруха теперь не только не разговаривали между собой, но и не здоровались, рядовые же члены обзывались грязными словами и даже плевались при встрече.

Суть разногласий между шуйцыными и десницыными заключалась в следующем: кем считать Игорька – иудой или апостолом?

Иудой – потому что предал всех и сбежал, как Иуда, а апостолом – потому что вернулся, как Петр. (Самоубийство в расчет не бралось, потому как еще не известно, сам или не сам.)

Первые утверждали первое, вторые – второе, а может и наоборот, впрочем, это не важно, так как, кроме вражды и злобы, в православной общине ИТУ 4/12-38 ничего уже не осталось.

Религиозная жизнь «Ветерка» концентрировалась теперь вокруг Константина Львовича Сахаркова, жулика в особо крупных размерах, который создал и возглавил что-то вроде новой религии, отдаленно напоминающей финансовую пирамиду, религии современной, занимательной, а главное, не такой обременительной, как православие.

А теперь скажите мне, сколько времени понадобилось для того, чтобы произошли все вышеописанные столь разительные перемены? Год? Пять? Десять?

А сорок дней не хотите?!

Сорок дней всего лишь прошло с того памятного дня, когда сила пошла на силу и сила силу сокрушила, сорок дней понадобилось всего, чтобы в «Ветерке» небо и земля поменялись местами!

Нет, верно, прав был о. Мардарий, когда говорил, что со временем что-то неладное творится, катится оно к своему концу все быстрей и быстрей.

Раньше на подобные метаморфозы потребовались бы годы и годы – сорок лет водил евреев по пустыне Моисей, пока куда надо не вывел, а несчастные обитатели «Ветерка» всего лишь за сорок дней забрались в такие дебри, что совсем непонятно, как из них выбираться.

Говоря о сорока днях, мы не ищем никаких аллюзий, ни на что не намекаем и, упаси бог, не сравниваем убогих сидельцев исправительно-трудового учреждения с ветхозаветными евреями. Просто ровно спустя сорок дней после памятного поединка, а именно 24 декабря 1999 года, новый Хозяин подписал приказ о расформировании 21-го отряда с последующим распределением его членов по всем другим отрядам.

Говорят, подписывая его, Яснополянский выразился в том смысле, что в двадцать первом веке не должно быть никаких обиженных, никаких последних, не подумав, видать, что кто-то на кого-то всегда будет обижаться, и если есть первые, то будут и последние, и если запрещать последних, то и с первыми придется потом что-то делать.

Ну да история наша вовсе не про Яснополянского, сколько их, Яснополянских, было и еще будет с их непродуманными реформами. Вспомнили мы его только потому, что приказ о расформировании имеет непосредственное отношение к тем, кого в «Ветерке» называют то чушками, то петухами, а то и пидарасами, о ком рассказывали мы, рассказывали и ничего толком не рассказали.

Так вот, когда неугодники узнали о приказе (Почтальон новость принес, кто же еще), то сначала не поверили, а когда поверить пришлось, вспомнили пожженных из божьего огнемета жителей Содома и Гоморры и от души им позавидовали, потому что даже гореть в огне вместе легче, чем поодиночке среди врагов днем и ночью унизительные мучения принимать.

И началось в 21-м отряде такое, о чем мы просто не имеем права не рассказать в нашем затянувшемся повествовании, посвятив несчастным его, с позволения сказать, членам целую большую главу, тем более что и первая им была посвящена, оправдываясь также тем, что она последняя, находя даже в этом свою логику – последнее отдавая последним.

Конец света в «Ветерке» начался даже раньше, чем ожидалось.

А все потому, что вслед за преступным по своей сути приказом о расформировании 21-го отряда Яснополянский приказал закрыть все дальняки с последующей их ликвидацией и запустить упраздненную Челубеевым канализацию.

– Средневековье какое-то! – возмущенно воскликнул новый Хозяин, войдя в Большой, и там же принял свое, по меньшей мере, неразумное решение. И подтолкнула его к нему та, что не мать, не жена, не сестра, не любовница, в ультимативной форме потребовавшая от Яснополянского «обеспечить» ей на работе теплый ватерклозет.

Но говорили же ему, говорили: «Антон Павлович, не делайте этого!»

Нет!

«Канализация будет пущена!»

И пустили ее, гадину подземную, согласно приказу, и, что особенно обидно, заработала сперва, как часы: и вода из бачков грамотно сливалась, и уносила она что положено куда надо.

– Ну что, утер я скептикам нос? – насмешливо, но, как всегда, демократично упрекнул новый Хозяин своих незадачливых оппонентов и, чрезвычайно собой довольный, со своей не матерью, не женой, не сестрой, не любовницей отправился к себе в Москву, а оттуда, по слухам, аж в самый Лондон – Миллениум встречать.

И, как часы, поработав, как часы же, канализация встала, а немного погодя заработала в обратку.