Свечка. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Залотуха cтр.№ 38

Представляя ее коллективу, Яснополянский выразился загадочно: «Она мне не мать, не жена, не сестра, не любовница».

Все, конечно, тут же задались вопросом: «А кто? Кто же тогда?»

Новый Хозяин прочитал вопрос в глазах безмолвного коллектива, улыбнулся ягодными губками и ответил: «Друг».

Странные эти друзья оставили Москву, чтобы доказать, что из бывшей советской зоны можно создать пенитенциарное заведение двадцать первого века.

Днем раньше у Юли случился с новым шефом конфликт, который начался следующим образом: Яснополянский вызвал к себе секретаршу и, указывая на пылящихся в углу Дусю и Фросю, не скрывая удивления, спросил.

– Это что?

– Это эти… как их… гири, – с улыбкой смущения ответила Юля.

– Я вижу, что не воздушные шарики…

– Это Марата Марксэновича гири… – объяснила Юля.

– Гири Марата Марксэновича, а меня зовут Антон Павлович, – строго напомнил новый начальник.

Именно в тот момент Юля поняла, что работать она здесь больше не будет.

– Вы хотите, чтобы я их унесла? – спросила Юля, с вызовом глядя в глаза Яснополянского.

Тот засмеялся.

– Я хочу, чтобы их здесь больше не было.

– Вот сами и уносите! – оскорбленно бросила Юля и ушла, хлопнув дверью.

Приехав в К-ск, безработная мать-одиночка долго бродила по улицам родного города, пока не встретила на переходе сидящего за рулем машины своего бывшего мужа. Кукарекин-младший пригласил ее в кафе, и любовь вспыхнула с новой силой. (Можно сказать определенно: Юле повезло во всем. Занявшая ее место Ираида Радиевна Босх сразу обнаружила ужасающий развал во всем делопроизводстве. Да что там говорить, если по Юлиной предельной сосредоточенности на своих женских переживаниях в «Ветерке» был похоронен живой человек… Нет, не так, похоронен был конечно, мертвый, но все подумали на живого – к этому мы обязательно вернемся.)

Дусю и Фросю вынесли из кабинета солдаты-срочники и сдали в пункт приема металлов, буквально за копейки. Что же касается висящего на стене «панно» с изображением святого чекиста, то Яснополянский снял его собственноручно, как только вошел в кабинет, и освободившееся место законно занял законный портрет первого Президента России.

Первочекист же пылился теперь в кладовке, прислоненный лицом к стене.

О дорогом дядином подарке Марат Марксэнович не вспомнил ни разу, а о Дусе и Фросе только однажды, еще в больнице, пребывая в реанимации в послеоперационном бреду.

– Где Дуся? Где Фрося? – шептал он обметанными губами, обратив на Светлану Васильевну невидящий взор.

– Там, где ты их оставил, – не без раздражения ответила женщина, скашивая взгляд на другой край большой реанимационной палаты, где лежал совсем плохой о. Мартирий.

Челубеев считался проктологическим больным, а Мартирий кардиологическим, но так как реанимация в больнице была общая, лежали они там вместе.

Марат Марксэнович пробыл в реанимации три дня, о. Мартирий – три недели, из чего легко сделать вывод, кому из них было хуже и кто требовал к себе большего внимания. Хотя, по большому счету, Светлана Васильевна никому не отдавала предпочтения.

Трое суток разрывалась она между своим законным супругом, которому столько лет принадлежала телом, и тем, кому в последние годы вверила на попечение свою душу.

Нет для женщины большего счастья, чем спасать любимого мужчину, Светлана Васильевна же спасала сразу двоих – любимых по-разному, но одинаково сильно.

Однако двойное это женское счастье скоро кончилось, и она стала, может быть, самой несчастной женщиной на свете, потому что первый от нее сразу отвернулся, а второй так и не поворачивался.

– Ты под меня мину подложила, – сказал Марат Марксэнович, покряхтывая, лежа на животе уже в обычной палате.

– Какую мину? – не поняла Светлана Васильевна.

– Ту самую… – многозначительно ответил муж и тут же подвел под прожитой совместной жизнью решительную черту: – Всё – развод!

Челубеев был еще очень слаб, но это, самое страшное в семейной жизни, слово произнес твердо.

Скажем по секрету: активной сторонницей развода, а может быть, даже инициатором была сестра Марата Марксэновича Жозефина, которая никогда не любила Светлану Васильевну, не считая ее ровней брату. Выросшая на книгах Белинского, Чернышевского, Добролюбова, воспитанная в духе коммунистических идеалов, институтский преподаватель диалектического и исторического материализма, а впридачу научного коммунизма и научного же атеизма, всегда твердо стоявшая на ногах, еще в начале девяностых Жозефина Марксэновна потеряла под собой почву и только теперь вновь ее обрела. Уход за тяжелобольным братом, постоянная о нем забота стали для этой оставшейся не у дел некрасивой немолодой женщины жизненной целью и средством, которыми она не собиралась ни с кем делиться, тем более с нелюбимой золовкой.

Положение Светланы Васильевны было воистину бедственным.

Но что же о. Мартирий, не мог разве помочь своей духовной дочери?

Да он, бедняга, едва-едва себе помогал на этом свете задержаться. Как неожиданно образно выразился главный кардиолог К-ской областной больницы Тяпкин: «У него сердце висит на последнем волоске», и о. Мартирий определенно ощущал в себе этот до предела истончившийся волосок.

Он лежал безмолвно и неподвижно, лишь изредка указывая взглядом на стакан с водой или «утку».

Как все врачи, человек практичный и, как большинство медиков, атеистических взглядов, Тяпкин приказал остричь о. Мартирия и сбрить его бороду, якобы в целях гигиены, что и было исполнено, когда монах находился под действием сильного снотворного. Светлана Васильевна при этом присутствовала, но не протестовала, боясь, что ее могут выгнать из больницы, как выгнали о. Мардария, и тогда в ее жизни вообще ничего не осталось бы.

– Ангел, – сказала, глядя на мирно спящего о. Мартирия, сердобольная пожилая нянечка, и Светлана Васильевна судорожно кивнула, не представляя, что будет, когда остриженный и обритый монах проснется.

Ох и спал же он тогда, отсыпаясь после монашеского своего малоспания! Одному Богу известно, что снилось ему в ту растянувшуюся на дни и недели ночь, но мне почему-то кажется, хочется так думать, что великану снились его великие мечты…

Ему снилось то, о чем мечтал, когда давал себе обет монашеского служения, – его единственно любимая страна, новая Россия, Святая Русь XXI века, братство красивых и сильных людей – православных христиан, под сенью своей любви к Богу любящих ближних и дальних, своих и чужих, готовых в любую минуту душу свою положить за други своя, и не боящихся второго пришествия, но ждущих его едва ли не с нетерпением, чая воскресения мертвых и встречи с теми, кто ушел недавно и давно…

Проснувшись и сразу ощутив свое новое, без волос на голове и лице, состояние, о. Мартирий указал взглядом на зеркало, висевшее на стене, безмолвно приказывая его снять и поднести ближе. Светлана Васильевна улыбнулась, пытаясь отвлечь больного, но взгляд его неумолимо требовал зеркала.