Свечка. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Валерий Залотуха cтр.№ 123

Никому не дано видеть их днем, а обиженные видели!

Как дело-то было…

Хозяин находился в отпуске, в сочинском санатории «Щит и меч», от служебных дел удалившись, законно отдыхал, а те, кто его замещал, решили выслужиться и построить к его возвращению персональный дальняк – чтобы только Хозяин его посещал и больше никто – негоже, мол, орлу на одной жердочке с птицами помельче сидеть. Такой отгрохали, что хоть интуристов завози. С виду небольшой, полутораместный, модель «Теремок», но если называть вещи своими именами – дворец! А наверху орел двуглавый – символ новой российской государственности. Очко лучшие мастера вырезали по специальным лекалам, на такое очко человек сядет и по своей воле уже не слезет, только силой можно стащить. И строгали, и шлифовали, и лачили, и красили – вся столярка на ушах стояла, выполняя данный спецзаказ. Но главное в дальняке все же не очко, а то, что под ним, – выгребная яма, а это уже их, обиженных, талант, их единственное жизненное призвание. «Бери больше, кидай дальше» – не пустые это слова, нет, не пустые!

Законно и демократически выбранного бригадира в 21-м отряде в те далекие времена не было: Дед уже умер, а Жил еще не родился – не опустился то есть, – отсюда безвластие, а где безвластие, там и бестолковщина. «Как рыть?» – спросили заказчика, и получили уклончивый ответ: «Глубоко». – «Как глубоко?» – предложили уточнить обиженные землекопы, и вновь получили неопределенный ответ: «Чем глубже, тем лучше».

«Кому? – хотелось спросить. – Кому лучше?»

Не спросили, а зря…

Двадцать один рабочий день без выходных и перекуров грыз землю-матушку 21-й отряд. Сначала лопатами грунт наверх выкидывали, потом воротом в бадье поднимали, и к концу колодец безводный образовался невиданной глубины. Как космонавты вверх, уходили обиженные вниз, сперва по двое, а потом по одному, потому как двоим не развернуться… Дернет за веревку – поднимай с землей бадью, а тут так Шиш задергал, что подумали, может, газов подземных наглотался, про которые Соловей однажды заливал. Вытянули скоренько наверх – глаза по полтиннику и рот нараспашку – точно, газы, а Шиш:

– Звезды! Я видел звезды! Созвездие Гончих псов!

Не поверили, но проверили – стали других по одному спускать, и все:

– Звезды!

Только насчет созвездий вышли разногласия: кому Гончие Псы, а кому Большая Медведица.

«Это как же так – звезды днем, не может такого быть», – озадачились тогда обиженные.

– Это мы дырку до Америки прорыли, а там же сейчас ночь, – высказал внезапную догадку Прямокишкин.

Заманчиво, конечно, было так про себя думать, но не решились даже обсуждать, потому на госизмену тянуло, да и некогда – вон оно, начальство, гурьбой семенит. Глянуло начальство и ужаснулось, бросило во тьму камень и, не услышав ответного звука, ужаснулось больше:

– Вы чего, неугодные, тут натворили, каких делов наделали? Это же бездна какая-то, а не дальняк Хозяйский! Ах, вы…

– Можно переименовать в «Свободное падение», – предложил не врубившийся в ситуацию поэт на досуге Клешнятый, за что сразу же пять суток штрафного изолятора получил. Но закапывать некогда – Хозяин из Сочей уже приехал, – водрузили поверх чудо-дыры терем-дворец и разошлись по своим хатам тревожную ночь коротать.

Хозяин загорелый, как негр, здоровый, как черт, наутро увидел: «Да вы чего, мужики, совсем тут без меня рехнулись?» И не только, как просили, присесть-попробовать, – заходить не стал. Повесил на дверь амбарный замок и ключ, как Кощей, спрятал навсегда.

Никто не знает, никто не понимает – проходят мимо и посмеиваются, и только 21-й отряд носок, как умеет, тянет и равнение, как получается, держит, потому как знает: не дальняк это, а уникальный телескоп, не дерьмо внизу, а звезды…

С того самого случая стали они чушкам ближе и, если так можно выразиться, роднее, что и давало право себя, земных, с ними, небесными, сравнивать.

Неизвестно, кто первый назвал сектантов сектантами, скорей всего, все сразу и назвали, потому что с первого взгляда ясно – сектанты. Ходят кодлой, смотрят под ноги, здороваются один с другим не как все люди, за руку, а обнимаются и в плечо целуют, не пьют, не курят, не матерятся, а то еще соберутся и песни свои хором поют – по-русски вроде, а не разберешь, и мотив – одно нытье, нет бы что-нибудь веселенькое. А когда по воскресеньям из сектантской своей гурьбой на улицу вываливаются, то тут вообще противно смотреть: глазки блестят, рожи довольные, как будто ликер «Амаретто» из одного блюдечка там лакали.

Да нет, знали в 21-м отряде, как правильно сектанты называются – православные, но мало ли кто как называется, важно, кто кем на самом деле является. Их вот тоже опущенными называют, но на самом-то деле они обиженные, и разница тут очень даже большая: опущенных опустили, и они уже не поднимутся, а обиженных сегодня обидели, а завтра придут и прощения попросят.

Эти и подобные этим мысли так захватили личный состав 21-го отряда ИТУ 4/12-38, наблюдавший, как въезжают в зону монахи, что забыли они пожелать им смерти, а когда вспомнили, тех уже и след простыл.

Ветер дунул – Зина плюнул, Суслик засвистел, Стылов застыл, Стулов присел, Гнилов покачал своей последней рукой свой последний зуб, Жил закурил – Шиш забил «пяточку», Слепой засмотрелся, Немой заговорил, но его, как всегда, никто не слушал.

Сжигая адскую смесь из разбавленного водой бензина и старого отработанного масла, словно пытаясь рассказать о своей долгой и многотрудной жизни, двигатель «Урала» то, захлебываясь, частил, то трагически замолкал, а то вдруг выстреливал, возмущаясь и протестуя, черными оглушительными выхлопами.

Выстроившаяся в два ряда вдоль лежащей на промороженном асфальте ярко-красной, с ядовито-зелеными полосами по бокам «дорожки», община православного храма во имя Благоразумного разбойника ИТУ 4/12-38 с привычным волнением ждала встречи со своими духовными отцами и земными покровителями.

Но привычное волнение сменилось вдруг непривычным: «Урал» предательски вильнул, резко меняя направление движения, и, вместо того чтобы ехать сюда – к храму, к общине, к Игорьку, двинулся туда – к Белому дому, к начальству, к Хозяину. Не верили своим глазам, но для Игорька подобный поворот событий не стал неожиданностью, – он выматерился, перекрестился, снова выматерился, снова перекрестился, после чего повернул голову влево и попросил у стоящего за левым плечом Налёта сигарету. В ответ Налёт виновато развел руками. Тогда Игорёк повернул голову вправо и попросил сигарету у стоящего за правым плечом Лаврухи. Тот виновато похлопал себя по карманам.

– Шу-уйца и Десни-ица… – Игорёк сказал это так, как будто в третий раз выматерился, но креститься уже не стал.

Налёт и Лавруха безмолвно переглянулись: староста называл их Шуйцей и Десницей, одобряя, выделяя и возвышая над остальными членами общины, то были не погонялова, не кликухи, а, можно сказать, почетные звания. Сейчас же эти слова звучали, как оскорбление, и к волнению стала прибавляться растерянность.