Война есть война, и тот, кто готов рисковать, может рассчитывать на хорошую прибыль.
– Я собрал артель и нанялся к трибердийцам. Ремонт любой техники во время боевых действий – двойной тариф. Главная специализация – кузели.
– Хорошо иметь профессию.
– Ага.
– Расскажи о Пустоте, – неожиданно попросила женщина. – В ней страшно?
Резкий переход немного сбил Павла с толку, но сам вопрос не удивил: несмотря на активную межзвёздную торговлю, подавляющее число людей никогда не покидало свои миры и знало о величии Герметикона лишь из рассказов путешественников. И в первую очередь всех интересовала Пустота, поскольку другой мир – он такой же, как свой, только «где-то там», а Пустота – непонятная, страшная, беспощадная и совсем иная.
– В ней страшно?
– Многим – да, очень страшно, – кивнул Гатов. – Но вовсе не потому, что они боятся попасть в катастрофу… Хотя из-за этого тоже страшно, но не так, как из-за того, что Пустота давит.
– Её же нет, – удивилась женщина.
– Но этого самого «нет» – бесконечные пространства. И когда ты осознаёшь, что за стеклом иллюминатора раскинулись триллионы лиг того, чего нет, – в этот момент Пустота начинает давить и становится страшно.
– Всем?
– Нет.
– А тебе?
– Было в первый раз, – не стал врать Гатов. – Потом привык.
– Ко всему можно привыкнуть, даже к Менсале.
И лютая тоска, прозвучавшая в голосе женщины, заставила Павла прищуриться и спросить:
– Ты вроде с Западуры?
Густые темные волосы, большие темные глаза, округлая, «крестьянская» фигура: роскошная грудь, крепкие ноги, полные руки – внешность выдавала в женщине уроженку второго менсалийского континента, но поначалу Гатов не придал этому факту большого значения.
– С Западуры.
– Как сюда попала? – Ученый догадывался, что услышит в ответ, и не ошибся.
– Слышал о «рейсах задранных юбок»?
– То есть, работорговцы привезли?
В ответ по губам женщины скользнула кривая усмешка, которую лежащий на спине Павел не увидел, и лишь затем последовало объяснение:
– Да нет никаких работорговцев, эту страшилку девчонки выдумали, чтобы клиентов на жалость разводить.
– Неужели?
– Тут, на Менсале, ещё бывает: когда захватывают деревни, девок часто насилуют, а потом продают в бордели, – уточнила проститутка. – А на Западуре всё честно: рекрутеры сразу объясняют, где и как придется работать.
– То есть тебя не захватывали и не обманывали?
– Удивлён?
– Немного, – признался учёный.
– На Западуре не так хорошо, как кажется, – печально проронила женщина. – Если не уехать, то придётся до конца жизни рожать детей, из которых станут делать солдат или шлюх. Или фермеров, с утра до ночи пашущих в поле. Так что лучше рискнуть. – Она помолчала, поняла, что Павел не спешит с замечаниями, и продолжила: – Моя подруга год работала в Шпееве в известном салоне. Потом её взял на содержание торговец оружием, даже в рестораны водил и в цирк. А ещё через полгода она гуляла по парку, познакомилась с инструктором с Кардонии и вышла за него замуж.
– На Кардонии сейчас война.
– Тут не угадаешь.
– Согласен.
Гатов бросил взгляд на часы: у них оставалось ещё двадцать минут, мягким, но уверенным жестом перевернул женщину на спину, а сам приподнялся, оказавшись сверху. Она поняла, улыбнулась, обхватила левой рукой Павла за шею и тихо спросила:
– Ещё придешь?
– К тебе?
– Да.
– Всё может быть.
– Врёшь…
– Не вру! – возмутился облачённый в длинную белую рубаху пузан. Именно из-за таких рубах, а не только по причине чрезвычайно белой кожи, уроженцев главного менсалийского континента и называли «беляшами». – Я сам читал, вот этими глазами!
– Когда ты читать выучился, Бужа? – хихикнул его собеседник, длинный и с виду нескладный мужик, отчаянно походивший на ожившую марионетку: острые локти, острые колени, острые плечи и острый нос. И острые зубы. Когда мужик улыбался, они вылезали из-за тонких губ.
– Неважно когда, – окрысился пузан. – В газете ясно было написано, что в старых рудниках валериция осталось на три года добычи. Самое большее – на пять. И что будет дальше – один Игвар знает…
– Брехня! Все говорят, что валериция у нас на сто лет с гаком.
– Врут.
– Зачем?
– Потому что!
Спорщики не были вооружены – в заведении синьоры Флиси действовали строгие правила, – поэтому спустившийся со второго этажа Гатов оглядел их весьма равнодушно, мол, спорите, ну и спорьте на здоровье, всё равно никто не пострадает, после чего плюхнулся за столик Мерсы – скучающий алхимик употреблял уже третью порцию ароматного травяного чая – и осведомился:
– Каронимо?
– Ещё не закончил, – хладнокровно ответил Андреас.
– А ты так и не начинал?
– Э-э… не в настроении.
У него были строгие правила насчёт походов в заведения, подобные дому синьоры Флиси, которые, впрочем, кое-кто не приветствовал.
– Олли будет злиться.
– Его дело.
– Ну и ладно, сами разберётесь.
– Вот именно. – Мерса поджал губы, выдержал паузу, но воспитание взяло своё, и алхимик предложил: – Чаю?
– Смеёшься? – Павел сделал знак официанту и через мгновение принял у него высокий бокал с крепким коктейлем: – Твоё здоровье!
Однако большой и жадный глоток, которому было предназначено стать элегантным украшением дня, своего рода праздничным бантиком, связывающим всё прекрасное за сегодня в единое целое… оказался грубо прерван визгливым воплем со второго этажа:
– Даже не надейтесь! – А также последовавшим звуком удара, возмущённым женским восклицанием и громкой нецензурной тирадой.
– Ваши девки – тупые коровы! – Друзья обернулись и с интересом уставились на спускающегося по лестнице субъекта, автора и пока единственного участника скандала. Субъект оказался хлипким на вид, но наглым на слух брюнетом в расстёгнутых штанах – их приходилось поддерживать рукой. – Лентяйки тупые, да ещё и уродливые!
– На себя посмотри, огрызок, – предложила появившаяся на площадке второго этажа девушка. – Никто не виноват, что тебя не хватило!
– Заткнись, сука!
– Сам заткнись!
– Герда, тихо! – громко велел вышедший на шум Клап, главный вышибала синьоры Флиси. И перевёл взгляд на чернявого: – Девочка повела себя грубо и будет наказана. Вам же следует заплатить.