Наверное, тварь. Не зарежу. И Наталью бы не тронул, права
она была.
Долго ли наша милиция едет на вызовы?
А какая разница… Через окно я не удеру, шестой этаж. У
дверей караулит Петр Алексеевич, мужик при всем его пьянстве и грубости
правильный. Влепит в рожу — тут я и лягу…
— Попал я, Кешью, — сказал я. — И даже ты меня предал!
Кешью рычал.
С его точки зрения он никого не предавал, напротив — как мог
защищал хозяйку.
Огибая по дуге собаку, я прошел в комнату. Выглянул в окно.
Раз уж мир сошел с ума, почему бы у моего окна не возникнуть пожарной лестнице?
Не было никакой лестницы. Зато во двор неторопливо въезжала
милицейская машина. Сирена была отключена, но мигалка помаргивала синим.
Вот и все.
Милиция всегда опаздывает к месту настоящих преступлений,
зато в моем случае…
В дверь стали звонить непрерывно. Почему-то вспомнилось, как
в раннем глупом детстве баловался с друзьями — бегали по подъезду и звонили в
чужие двери. Высшим достижением было звонить очень долго, но все-таки успеть
убежать до того, как откроется дверь… Потом мы нарвались на мужика вроде Петра
Алексеевича, который по квартире ходил очень тихо, по лестнице бегал очень
быстро, а пройтись ремнем по жопе малолетнего сорванца считал правильной воспитательной
методикой…
Я пошел к двери. Зацепился чем-то за стену, недоуменно
глянул на зажатый в кулаке нож. Бросил его на пол. Какой смысл стирать
отпечатки пальцев при таком количестве улик?
Звонок надрывался, и самым важным казалось прекратить этот
звон.
Как во сне я повернул головку замка и открыл дверь.
На меня уставились Петр Алексеевич и Галина Романовна.
Похоже, они уже и не ожидали, что дверь откроется. Наверное, я мог бы сейчас
рвануться, проскочить мимо них и броситься вниз… прямо в руки милиции.
Петр Алексеевич все еще держал палец на кнопке звонка.
— А-а-а! — протяжно взвыла соседка, уставившись на мои руки.
— Кровь, кровь! Убил!
И — вот чего не ожидал — закатила глаза и грохнулась в
обморок.
Зато Петр Алексеевич отреагировал так, как я и ожидал.
Навстречу моему лицу вылетел здоровенный кулак, мир завертелся, и я кулем осел
рядом с соседкой.
Почему-то даже уложив меня на пол, сосед продолжал звонить.
Или это звенело в ушах? Я потряс головой, пытаясь прийти в себя. Перед глазами
почему-то оказалось две пары грубых шнурованных ботинок, все остальное плыло и
было не в фокусе. Донесся сквозь звон чей-то суровый голос:
— Прекратите звонить! И нечего своевольничать,
рукоприкладством заниматься…
Через меня перешагнули, заглянули в квартиру. И тот же
голос, чуть изменившись, добавил:
— Для этого в стране милиция есть.
Ботинки вернулись — и один из них со всего маху ударил меня
под ребра. С каким-то неожиданным облегчением я закрыл глаза и провалился в
беспамятство.
В маленькой зарешеченной клетке милицейского УАЗа воняло
хлоркой. Едкая вонь навевала унылые мысли о казенном доме, муниципальных
больницах и прочих местах, где требуется перебить запах нечистот и уменьшить
число микробов.
Я пришел в себя лежа на железном полу, скорчившись в три
погибели. Руки были скованы за спиной.
К моему удивлению, машина стояла. Мне очень смутно
вспомнилось, как меня протащили по лестнице, надели наручники и зашвырнули в
«клетку». Видимо, собирались везти в отделение. Или куда там везут задержанных
с поличным убивцев…
Но машина по-прежнему стояла — я почему-то был в этом уверен
— возле моего дома. Моего бывшего дома.
Изгибаясь всем телом, я встал. Заглянул в зарешеченное
окошечко двери. Стекла за решеткой не было. Воздух свободы был свежим и чистым
после дождя. Поблескивали в свете фонарей мелкие лужи.
Да, все верно. «Уазик» стоял у подъезда. Рядом появилась еще
милицейская «волга». Собирают улики?
А меня на время оставили в покое?
Что-то было в этом неправильное. Либо вези в участок, либо
допрашивай над свежим трупом, к чему полумеры…
Из подъезда вышли двое. Один, похоже, обычный пэпээсник,
возможно, тот самый, что бил меня ногами. А другой в штатском. Следователь,
поднятый с постели?
— …бытовуха, — донеслось до меня. — Торговка с рынка,
привела хахаля…
— Разберемся, — мрачно сказал человек в штатском. — Ладно,
сержант, спасибо за службу. Можете ехать… Да! Кто там у вас сидит?
Он мотнул головой в сторону уазика.
— Там? — Милиционер вроде бы задумался. — Пьянь какая-то.
— Где задержали?
— У метро, — как-то не очень убедительно сказал мент. —
Давно уже. Да нет, не ваш клиент.
Человек в штатском вернулся в подъезд. А пэпээсник подошел к
«уазику». Я присел на пол. Сердце зачастило. Неужели… Да нет, не может быть!
Где-то рядом щелкнула зажигалка, потянуло сигаретным дымком.
Потом хлопнула дверь машины и кто-то сказал:
— Ну что там, старшой? Я прикемарил малость…
— Нож нашли, отпечатки сняли… Собачонку сосед к себе взял…
Курить будешь?
— Давай.
Снова щелкнула зажигалка. Дымок стал гуще. Я не выдержал и
попросил:
— Мужики, дайте сигарету…
Некоторое время никакой реакции на мои слова не было.
Потом сержант спросил:
— Слушай, а где мы его подобрали? Все из головы вылетело…
— У метро вроде, — подумав, сообщил водитель. — Или во
дворах на детской площадке?
— Вроде как воспитывать его пришлось, — продолжил сержант. —
Черт, с этой работой…
Дверь с грохотом открылась. Два милиционера неприязненно, но
без особой ненависти уставились на меня.
— Мужики, дайте закурить, — попросил я.
— Проспался? — спросил сержант.
Я униженно закивал.
— Кури.
Мне в зубы всунули мятую «мальборину». Поднесли огоньку. Я
жадно затянулся и, пьянея от никотина и собственной наглости, спросил:
— Долго ездить-то будем? Меня скоро и в вытрезвитель не
примут.
Водитель заржал:
— А что, так рвешься?
— Совсем не рвусь, — признался я. — Жена убьет. И так
скандал будет, ревнивая она у меня, а если в вытрезвитель залечу…