Но свои мысли он предпочел держать при себе, лишь промолвил:
– Вы весьма красноречивы.
Она посмотрела на него, прищурившись.
– Не стоит надо мной смеяться.
– Разве я смеюсь?
– У вас такой вид, будто вы что-то скрываете.
– И вам это кажется забавным. – Он слегка улыбнулся. – Мне тоже забавно. Вы заявляете, что слишком много заботились о том, что думают люди, тревожитесь о том, что думаю я.
Виктория вздохнула, выражение ее лица смягчилось.
– Весьма патетическое начало.
– Не патетическое. Естественное. – Он потянулся через стол и взял ее за руку. – Я не смеялся. Я думал, какой поднимется шум, если вы вернетесь в общество и будете пренебрегать условностями.
Виктория подняла бокал.
– На это стоит посмотреть. Я притча во языцех в Лондоне и шокирую все общество от Биллингсгейта до Букингема.
Он подумал, что на это действительно любопытно посмотреть, но в следующее мгновение содрогнулся. Он сыт по горло своей ролью лорда ночи и мрака, таинственного гостя, темного герцога, и потерял вкус к развевающим плащам. Возможно, на молодые, трепетные создания его маскарад и производил впечатление, но Виктория бросила бы на него один-единственный взгляд и с усмешкой отвернулась бы. И как король из известной сказки, он остался бы голым перед всем народом.
Уж лучше провести свои дни среди овец и слуг в деревне, по крайней мере никто не спросит, кем он был и кем стал.– Я больше не езжу в Лондон, – спокойно произнес Байрон.
Эти слова упали на стол, как подстреленная куропатка, и до конца ужина никто из них не проронил ни слова.
Байрон первым нарушил молчание:
– Я говорил сегодня с Томом Драйвером. Она подняла глаза и вгляделась в его лицо.
– Он уезжает в Лидс?
– Да.
Виктория вскинула брови – ответ его прозвучал слишком резко. Он вздохнул:
– Кажется, они все уезжают. Каждые два месяца очередная семья снимается с места и едет в Лидс или в Лондон.
– Они бросают не вас, – проговорила Виктория тихо.
Он посмотрел на свои руки, широкие и умелые, как у любого фермера, и вспомнил, что она сказала насчет невозможности повернуть время вспять. Чувство, которое созревало в нем многие годы, вскипело, разочарование и бессилие охватили его при воспоминании о лице Тома Драйвера, на котором отразилось страдание.
– У меня такое чувство, будто я их подвел. Они больше не могут здесь оставаться, Виктория. Времена меняются, я не смог удержать людей. Лучшие стада и новые формы ведения хозяйства сделают богаче арендаторов, но не ткачей, краснодеревщиков или кузнецов. Я не могу заставить этот мир работать на них. У меня такое ощущение, что где-то должен быть ответ, но я его не вижу. – Рейберн сжал кулаки.
– Вы должны заботиться только об арендаторах, – заметила Виктория.
Ее спокойный голос заставил его улыбнуться.
– Я говорю так, будто вернулся во времена Эдуарда Первого, не правда ли? Лорд, который правит своим народом справедливо и с отеческой заботой. Наверное, это смешное чувство.
Виктория прочла в его глазах насмешку над самим собой и горечь.
– Возможно, но оно благородно.
Рейберн заморгал, на его лице появилось смущение.
– Неужели никто не говорил вам об этом раньше? – удивилась Виктория.
– Мне... нет. Никогда. – Он рассмеялся. – И сам я никогда не считал себя благородным, разве что в буквальном смысле – как герцог.
– Вы просто сами себя не знаете. Рейберн усмехнулся:
– Когда практически нечем занять свой ум, начинаешь узнавать себя лучше, чем хотелось бы. Мы знакомы всего несколько дней, Виктория; возможно, мое поведение с вами – это самое лучшее, на что я способен.
Мысли Виктории вернулись к вопросу, который она задала Рейберну в карете.
– Возможно. Во время наших разговоров вы сообщаете мне на редкость мало.
Рейберн помрачнел – он понял, что она хотела сказать.– Забудьте об этом, Виктория. Забудьте о том, что вы задавали мне вопросы, и больше не задавайте.
Виктория сжала губы и покачала головой:
– Вы слишком многого от меня требуете.
Должно быть, она сказала больше, чем намеревалась, потому что выражение его лица слегка смягчилось.
– Верьте, я не хотел причинить вам боль.
– Даже при желании вы не могли мне ее причинить, – холодно ответила Виктория. – Мы с вами едва знакомы, не считая плотских отношений. – Возмущение ее росло. – Вы предпочли молчать, это самый легкий путь, так не ищите оправданий.
Рейберн сжал губы.
– Вы, как всегда, попали в точку, – резко произнес он.
– Если считаете себя виноватым и хотите искупить свою вину, ответьте на мои вопрос.
Тень пробежала по лицу Рейберна. Он с грохотом отшвырнул стул и, не сводя глаз с Виктории, обошел вокруг стола. У Виктории мелькнула мысль, что на этот раз она зашла слишком далеко. А он отодвинул ее стул от стола и повернул его так, чтобы она оказалась лицом к нему. Она впилась в подлокотники с такой силой, что побелели костяшки пальцев, и с усилием разжала руки, стараясь сохранить спокойствие, хотя кровь бросилась ей в лицо. Но ее реакция не имела ничего общего со страхом или гневом. По телу ее растеклось тепло от его близости, когда он навис над ней. Виктория вздернула подбородок. Рейберн помрачнел еще больше.
– Вы здесь не хозяйка, – прошептал он. Виктория похолодела. Весь ее гнев испарился. На мгновение она лишилась дара речи. Но тут же взяла себя в руки.
– Знаю, что не хозяйка, – спокойно произнесла она.
А он схватился руками за спинку ее стула и наклонился к ней так, что его лицо оказалось совсем близко от нее.
– Вы не имеете никакого права допрашивать меня.
– Не имею.
Наступило молчание. Край его манжеты скользнул по ее щеке, и она вздрогнула.
Это словно рассердило его еще больше.
– Вы не можете манипулировать мной!
Он схватил ее за руку и рывком поднял со стула. Она ахнула. Рейберн протащил ее через всю комнату и ногой распахнул дверь в соседнюю, без окон. На мгновение у Виктории создалось смешное впечатление, что она попала в замок Синей Бороды, но впечатление это прошло так же быстро, как и появилось, когда свет из первой комнаты пролился во вторую. Это была спальня.
Она повернулась к Рейберну, когда тот отпустил ее. Он зажег лампу на низеньком секретере и закрыл дверь.
– Вы нарушаете договор.
– Не нарушаю, – бросила Виктория.
– Вы хотите большего.
– А вы нет?