Ханская дочь. Любовь в неволе - читать онлайн книгу. Автор: Ине Лоренс cтр.№ 92

Карл презрительно улыбнулся:

— Какие, интересно, затруднения вы имеете в виду? Русских, которые бегут, едва завидев шведский мундир? Чушь! А если вы подумаете как следует, то поймете, что наше выступление только поможет Левенгаупту. Этот Питер, которому и царем-то осталось быть недели две, не больше, будет преследовать нас — и не пойдет на Левенгаупта. Вряд ли он отважится разделить свое невеликое войско, так что Левенгаупту на пути не встретится ни один мужик!

Генерал Реншильд с сомнением поскреб бороду:

— Боюсь, вы недооцениваете русских, Ваше величество. Мы ежедневно наблюдаем, на что они способны.

В ответ король только недобро рассмеялся:

— А на что они способны? Сжечь свою же деревню, надеясь тем самым задержать нас. Нет, господа, этим меня не запугать! Наоборот! Так они только показывают, в каком отчаянии они пребывают и насколько близок их конец. Нам потребуется всего одна значительная битва, и Россия свалится к нашим ногам, как спелое яблоко, а уж к этому я сумею их вынудить. Нет, мое слово твердо: завтра мы выступаем, Левенгаупту придется следовать за нами, с его армией мы соединимся позже.

Сирин поняла, что у Пипера и Реншильда нашлось бы еще немало возражений, но они не решались перечить своему королю. Сделав нетерпеливый жест, Карл дал генералам понять, что они могут идти, те лихо отдали честь, словно были зелеными поручиками, а не опытными полководцами, закаленными в боях, и поспешили прочь.

Несколько мгновений Карл продолжал смотреть им вслед, затем резко повернулся:

— Ребята, жизнь продолжается! — закричал он солдатам, стоявшим поблизости. Те восторженно заорали, приветствуя короля.

Для Сирин большой загадкой было противоречие между восторженным отношением солдат к своему королю и холодностью окружавших его генералов. Шведские мушкетеры и драгуны горели желанием встретиться с русскими в бою: повсюду раздавались песни, славившие шведского короля и превозносившие его победы, а один из солдат со смехом кричал, что он покажет русским, что такое настоящий швед, а их женщинам — что такое настоящий мужчина. Его приятели хохотали, отпуская двусмысленные шуточки насчет русских женщин — немало баб в придорожных деревнях они попросту замучили до смерти.

Сирин содрогнулась, услышав, в каких выражениях говорят солдаты об испытанных ими плотских удовольствиях. Пусть даже их слова лишь отдаленно соответствовали реальности — азиатские конники Ишмета и Канга и те обходились с женщинами менее жестоко.

Их боевой дух распалил и Ильгура, изрядно уже, впрочем, опьяневшего. Наклонившись к одному из солдат, татарин доверительно обнял его за шею и горячо зашептал на скверной смеси русского и шведского, на которой перебежчики пытались объясняться со своими новыми сотоварищами:

— Русскую бабу нужно хорошенько поколотить, чтобы распалить в ней желание! Говорю тебе: избей ее и можешь делать что тебе угодно!

Дальше Сирин слушать было противно. Она повернулась и быстро зашагала туда, где разместили людей Кирилина. Капитан и его подчиненные были в прекрасном настроении — приказ шведского короля сворачиваться и выступать дошел и до них. Они понятия не имели, куда лежит их путь, но в любом случае это было лучше безделья и однообразия, в котором они пребывали последнее время. Кто-то хлопнул Сирин по плечу, слышался смех и пьяные выкрики — так ее нынешние сотоварищи приветствовали долгожданные перемены, на ее долю перепало немало объятий и липких поцелуев.

— Теперь конец Петру Алексеевичу! — Кирилин выхватил из ножен саблю и взмахнул ею, указывая на восток — оружие со свистом рассекло воздух. Казалось, Кирилин надеется поразить царя, находящегося в сотнях верст отсюда, и нанести ему смертельную рану. Шишкин и двое прапорщиков, отпрыски старейших и благороднейших русских родов, обезумев от радости, заулюлюкали в ответ, напоминая Сирин мальчишек ее племени. Те когда-то вскакивали верхом на овец и принимались сражаться, отчаянно размахивая ивовыми прутиками.

Девушка пребывала в растерянности. Дальнейшее продвижение шведов приближало ее к Сергею. Он наверняка считает ее предательницей, но тем сильнее были ее чувства.

Уже не первую ночь он приходил к ней во сне, и она нежно сжимала его руки. В этот вечер, когда Сирин закуталась в одеяло и крепко заснула, несмотря на шум в лагере, Сергей снова приснился ей, только теперь сны ее носили иной характер, почти непристойный. В них Сергей был для нее не просто другом, но и мужчиной, настойчиво требовавшим от нее всего, чего только можно потребовать от женщины. Девушка чувствовала на своих губах его губы, руки Сергея скользили по ее телу, разжигая в ней огонь, который уже невозможно было погасить.

— Я люблю тебя! — прошептала Сирин и с испугом поняла вдруг, что уже не спит. Но вокруг нее раздавался лишь храп перепившихся русских, никто не услышал ее. Она попыталась было снова заснуть, но была чересчур взбудоражена, чтобы уснуть. Народу в палатку набилось немало, и дышать было почти нечем. В конце концов Сирин сбросила одеяло, натянула кафтан и стала пробираться к выходу. Выбравшись наружу, Сирин замерла в восхищении — над ней во всем своем великолепии раскинулся небесный шатер. Настоящая дочь степи, она умела читать книгу звезд. Близилось утро — до рассвета оставалось не больше часа. Возвращаться в вонючую переполненную палатку у Сирин не было ни малейшего желания. Она присела на барабан, брошенный шведским барабанщиком, и задумалась. В мыслях ее был Сергей и тот странный безумный сон, посетивший ее в эту ночь. Выросшая в юрте, Сирин прекрасно знала, чем занимаются по ночам мужчины и женщины, но это никогда не представлялось особенно интересным. И вот теперь она оказалась совершенно беспомощной перед нахлынувшими на нее противоречивыми чувствами. Девушка страстно желала обнять Сергея, почувствовать его как можно ближе, и в то же время боялась этого. Еще через несколько минут она опомнилась и горько посмеялась над собой — о какой встрече могла теперь идти речь? Она предала Сергея, как предала всех русских, навсегда разорвав нить, связывавшую ее с этими людьми. Вскоре Сергей вместе со своим отрядом выйдет на бой со шведами… а вдруг его убьют? От этой мысли Сирин стало еще больнее, и она прокляла тот день, когда между русскими и шведами началась война.

С рассветом лагерь начал понемногу оживать. Шведы с невероятной быстротой сворачивали палатки, сгружая вещи в обоз, повара еще готовили завтрак, а солдаты уже впрягали в пушки лошадей. Вскоре передовой отряд генерала Карла Густава Рооса выдвинулся из лагеря, его драгунам не позволили даже позавтракать — есть им пришлось прямо в седле. Король также отказался от еды и выдвинулся сразу после Рооса с первой колонной основной армии, еще раз приказав оставшимся поторопиться.

Часть, к которой были приписаны Кирилин и его люди, выступила одной из последних. Сирин ехала верхом на Златогривом — застоявшийся конь радовался прогулке, то и дело вскидывая голову, ей стоило немалых усилий сдерживать жеребца. Пока Сирин успокаивала Златогривого, она заработала выговор от Шишкина: в какой-то момент конь рванулся в сторону, налетев на лошадь поручика. Это снова напомнило Сирин о Сергее. Как-то раз в подобном случае он со смехом посоветовал ей держать повод крепче, а глаза — открытыми. От этого воспоминания у девушки навернулись слезы.