— А что тебя привело сюда, Кальпурния Сульпиция? Покупки?
— Да, я хотела купить себе новые серьги. В одной из моих старых яшмовых сережек потерялся камень.
— Тогда лучше купи топазы.
— Прости, я не поняла тебя.
— Топазы, — повторил Марк. — У тебя такие красивые карие глаза, и когда рядом с ними будут сверкать и переливаться желтые камни, они тоже будут казаться золотыми. Кстати, в последнее время ты видела Павлина?
— Нет. У него слишком много дел.
Марк окинул ее пристальным взглядом.
— Ты хочешь сказать, он не общался с тобой?
— Нет-нет, это не так, — поспешила заверить его Кальпурния, правда, неубедительно.
— А я вижу, что так. Скажи, он обращался к авгурам по поводу даты бракосочетания?
— Ну конечно! Мы собирались сыграть свадьбу еще в прошлом сентябре, но потом заболела моя мать, и мы решили немного повременить.
— И как, ей уже лучше?
— Да-да. Так что Павлин ни в чем не виноват. — Кальпурния заставила себя улыбнуться. — Просто стечение обстоятельств. Вот и все.
— Ну он мог бы проявить чуть больше усердия, — довольно сурово изрек Марк. — Вы обручены вот уже два года, и твоя семья имеет полное право начать искать тебе нового жениха.
— Вряд ли, ведь сам император желает нашего брака. И к тому же… — Кальпурния вновь улыбнулась, на этот раз теплой, искренней улыбкой. — Мой отец сказал, что своего второго мужа я могу выбрать сама. И я хотела бы выйти замуж за Павлина.
Марк в душе был зол на сына. Такая прекрасная женщина, и, главное, готова несколько лет ждать своего нареченного. Хорошенькая, воспитанная, умная, рассудительная, а его сын все тянет время, не решаясь сделать последний шаг и связать себя брачными узами.
— Я поговорю с ним.
— Нет-нет, в этом нет необходимости. Я не в обиде на него, клянусь тебе. — Рабы Кальпурнии нетерпеливо переминались с ноги на ногу. Они уже поправили над ее головой зонтик, однако похоже, хозяйка даже не думала идти дальше.
— Скажи, ты в библиотеку или из нее? Я сама была там на прошлой неделе, читала твой трактат, тот, который про усыновленных императоров.
— Неужели? — улыбнулся Марк. — И что ты думаешь по этому поводу?
— Твои доводы показались мне убедительными. Единственное, с чем я не согласна, что Сенату должно принадлежать право вето. Если Сенат вправе отменить повеления императора, то кто в таком случае станет его уважать?
— А если император неправ?
Их дискуссия продолжалась еще целый час.
— Ой, кажется, мне пора домой! — наконец воскликнула Кальпурния. — Как бы мать не начала беспокоиться за меня.
— Приходи к нам на обед в следующий четверг. — Марк слегка расправил плечи и улыбнулся. — Обещаю, что постараюсь выловить по этому случаю моего неуловимого сына.
— Что ж, с радостью принимаю приглашение. И непременно последую твоему совету — куплю себе серьги с топазами.
— Тогда обещай, что на обед ты придешь в них.
— В четверг к нам придет Кальпурния? — Сабина вскочила на колени отцу прежде, чем тот успел расположиться за письменным столом. — Как хорошо! Она мне нравится. На ней всегда такие приятные платья — мягкие-мягкие, не то что у моей матери — жесткие и колючие. А еще она такая милая. У нее есть племянник, у которого падучая, и она показала мне дыхательные упражнения. Их нужно делать, как только заболит голова.
— Неужели? А я и не знал. — Марк пригладил дочери волосы.
— Я так рада, что она выйдет замуж за Павлина. Как жаль, что она не может переехать к нам.
— Это почему же?
— Мама ей не позволит. И хотя она тоже с нами не живет, она все равно будет против того, чтобы Кальпурния переехала к нам жить, — сказала Сабина, а потом со всей детской искренностью добавила: — Потому что она ненавидит Кальпурнию.
— С чего ты это взяла?
— Мама не любит других женщин, если они хорошенькие, как тетя Диана. Я точно знаю, она ненавидит Диану, потому что та такая красивая и мужчины заглядываются на нее чаще, чем на маму. Кальпурния тоже хорошенькая. И мама ни за что не позволит, чтобы она переехала жить к нам в дом.
Марк рассмеялся.
— А ты, я смотрю, глазастая!
— Но мама может насовсем уехать от нас в Тиволи, потому что там любит бывать император. И тогда Кальпурния сможет навещать нас чаще.
— Да, в наблюдательности тебе не откажешь, Вибия Сабина!
— Это потому что на меня никто не обращает внимания, — девочка улыбнулась. — Ты удивишься, если я скажу тебе, какие разговоры я слышу.
— Добрый день, достопочтенная Афина. — Павлин учтиво поклонился. — Мой император велел мне передать тебе, что дела задерживают его в городе и он приедет сюда лишь через два дня, — добавил Павлин и поспешил отвернуться, чтобы не видеть, как в этих прекрасных глазах вспыхнул огонек облегчения.
— В таком случае, не согласишься ли ты сопровождать меня на виллу госпожи Флавии? — Тея повернулась, чтобы взять шаль. — Ганимед, готовь паланкин! Ты, Павлин, тоже поедешь с нами. Если рядом со мной будет скакать преторианец, мы доберемся до виллы всего за пятнадцать минут.
— Лучше не стоит.
— Но ведь я не видела Викса вот уже…
— Не нравится мне все эти секреты…
— Павлин, прошу тебя!
Он посмотрел на нее. Афина, возлюбленная самого императора, вся в жемчуге, яшме, дорогих шелках, подобно рабыне, носит ошейник, хотя и серебряный. Ему тотчас вспомнилась другая Афина. Та, которая, глядя в потолок незрячими от дурманного зелья глазами, лежала на пьяном пиру бесчувственной статуей под обезумевшим от похоти венценосным зверем. А потом он вспомнил ее другую — ту, которая, с трудом скрывая счастливую улыбку, строго отчитывала сына.
— Ну хорошо. Я отвезу тебе к Флавии, — согласился он.
Ее лицо тотчас озарилось радостью. Увы, ему было больно это видеть.
Всю дорогу до виллы Флавии она сидела в паланкине, распрямив спину и отбивая ногой по подушке ритм, и пожирала глазами зеленые холмы.
— Сколько нам еще? — спросила она тоном нетерпеливого ребенка.
— Почти доехали, — ответил Павлин, а сам подумал об императоре, как тот смотрел на него сегодня утром глазами, полными доверия и… любви.
— Что бы я без тебя делал, Павлин?
— Ты рожден, чтобы служить, — сказал ему как-то раз Несс, читая его гороскоп. — Правая рука императора, но сам никогда не император.
Он никогда не тешил себя надеждой, что служить императору будет легко. Но он никогда не предполагал, что это окажется так трудно.
«Юстина, — мысленно воззвал он к весталке. — Что мне делать?»