Величья нашего заря. Том 2. Пусть консулы будут бдительны - читать онлайн книгу. Автор: Василий Звягинцев cтр.№ 50

Он так и спросил у Ляхова, отчего не слышно людей, не в связи ли с происходящими в городе событиями? И что здесь вообще размещается? Скрывать это бессмысленно, глаза ему не завязывали, если жив останется – и сам узнает, но интересно именно сейчас.

– Какие секреты? Здесь и находится моя организация, эта самая «Комиссия паранормальная». Особняк мой собственный, приобретён абсолютно законным образом, вопрос на уровне самого МЭРА согласовывался. – Ляхов изобразил на лице смесь почтения к названной персоне и собственной значительности. – И народу у меня работает достаточно. Достаточно для моих целей. А то, что вы никого не видите и не слышите – это тоже один из моментов «необъяснённости и, может быть, даже необъяснимости».

Очевидно, что он снова развлекался столь неподходящим к случаю способом.

– Понимаете, каким-то странным образом в пределах подтверждённых кадастровым планом границ данного имения время течёт… ну, не совсем линейно, скажем так для простоты. Когда я не хочу, чтобы мне мешали или отвлекали, – я устраиваю себе персональную «временную нишу», этакий «двадцать пятый час суток». Для контактов с сотрудниками и посетителями я доступен в оговоренные правилами внутреннего распорядка приёмные часы. В остальное время… Вам приходилось видеть на дверях табличку: «Приходите завтра»? Бронзовую табличку, прикрученную двухдюймовыми винтами. Так что, уважаемый коллега, я да вы, да ещё Герта – сейчас единственные обитатели этого «дома с привидениями». И вокруг нас – почти абсолютное ничто. А то, что вы увидите, подойдя к окну, – это как бы материализованные воспоминания кого-то из нас о том, что наверняка будет присутствовать здесь и завтра и послезавтра. Дома вот, если их не взорвут, вон та старая «Волга» со спущенными шинами. Ну и вечерний свет. Романтично, правда?

Лерой чувствовал, что недавние предчувствия его не обманули, и граница между вменяемостью и безумием становится уж больно зыбкой. Как многократно стиранная кисея.

– Я одного только не понимаю, – сказал он, будто всё остальное уже понял, – зачем вам я вообще нужен, при таких-то возможностях? Всё, что вы проделали со мной, вы, наверное, можете проделать с кем угодно. С послом, с госсекретарём США, с самим президентом. Или я ошибаюсь? В любом случае – зачем вам Лерой Лютенс?

– Опасные вопросы задаёте. Вдруг да и я над тем же самым задумаюсь – а действительно, зачем? А если незачем… Ну, сами понимаете. На ваше счастье, раньше задумался, раньше и решение принял. И от вас его скрывать не буду – вы мне нужны даже не как агент влияния, а просто как канал связи. Мы ведь должны делать вид, что мир по-прежнему незыблемо-рационален. И, соответственно, соблюдать принятые в нём правила. Человек вы авторитетный, проверенный. Если я попрошу вас что-то кому-то передать в устной форме или в виде записочки – вам скорее всего поверят. Вот и будете продолжать делать свою обычную работу, докладывать домой то, что от вас служба требует, именно служба, если вы к ней всерьёз относитесь, а не конъюнктура. Плюс всё, что я сочту нужным впредь доводить до вашего руководства. Оттуда сюда мне информация не нужна, и так знаю всё, что требуется. А вот в ту сторону – как я собственные мысли и желания транслировать смогу?

Мне что же, как Бене Крику записочки клиенту писать: «Мосье Эйхбаум, положите, прошу вас, завтра утром под ворота на Софиевскую, 17, двадцать тысяч рублей»? Ну, и так далее – читайте «Одесские рассказы». Не получится: президент Соединённых Штатов и даже простой директор ЦРУ, или там АНБ, я знаю, никогда мне не ответит, как принято было в той же самой Одессе между порядочными людьми. «Так, мол, и так, Вадик, если б ты был идиот, я бы написал тебе, как идиоту! Но я тебя за такого не знаю, и упаси Боже тебя за такого знать…» Не ответят и совершат ту же ошибку, что многие до них совершали…

Лерой Лютенс много чего читал на русском языке, но вот как раз Бабель пролетел мимо него. Было слишком много книг поактуальнее, а по-настоящему насладиться этим автором можно было только в конце 60-х годов прошлого века, когда он только-только стал доступен. Ну, или на второй волне, в конце восьмидесятых, когда Исаака Эммануиловича уже не столько читали, как дискутировали на страницах либеральных изданий о его печальной судьбе и дотошно выясняли, был он любовником жены Ежова, или интересовался ею исключительно как бытописатель. А сейчас нужно какое-то особое стечение обстоятельств, чтобы человек старше тридцати ни с того ни с сего решил вдруг обратиться к этому тонкому, но давно утратившему актуальность стилисту.

Поэтому Лютенс не понял всего смысла слов Ляхова и заложенных в его тираде сюжетных ходов, хотя общую идею уловил.

– То есть получается, что в случае чего мне и обвинения в предательстве предъявить не смогут?

– Совершенно в точку. Вы делаете свою работу, встречаетесь с людьми, собираете информацию, как пчёлка нектар. И вдруг попадается среди навоза жемчужное зерно. Куда ж с ним? По принадлежности. Единственное, на чём вы сможете подзалететь, так только на нарушении субординации. Некоторые начальники не любят, когда подчинённые действуют через их голову. Но с этим вы уж как-нибудь разберётесь.

Было у нас на излёте сталинской эпохи такое «дело врачей», так оно началось именно с того, что рядовая врач-кардиолог Кремлёвской больницы, Лидия Тимашук [120] , обратила внимание непосредственных начальников, известнейших профессоров и академиков, что они недооценивают роль такого достижения передовой науки, как кардиограммы, и ставят диагнозы по старинке, часто – неверно. Её, естественно, послали подальше. Она написала уже выше, прямо министру госбезопасности. Там тоже не обратили внимания. Но письмо не уничтожили, подшили, как положено. И тут вдруг умирает сам Жданов, Андрей, если не ошибаюсь, Александрович, ближайший друг и соратник Сталина. Умирает именно от инфаркта и именно потому, что лечащие врачи и руководство больницы не поверили кардиограмме, а поверили своей «интуиции и опыту». Сталин был очень расстроен. Вот тут кто-то ему и подсунул то самое письмишко Тимашук с резолюцией Абакумова – «В архив». Вождь рассвирепел, да ещё на старости лет паранойя у него начала в острую форму переходить, ну, головы и полетели. Сам товарищ Абакумов по обвинению в заговоре в тюрьму сел, откуда живым больше не вышел, хотя уже и при следующей власти. Ну а за врачей взялись, разумеется. Хоть главным у них был профессор Виноградов, русский, обратите внимание, и вообще половина врачей была русскими, однако уже шестьдесят лет эту историю раскручивают исключительно в антисемитском плане. Правда, в отличие от Германии, Россия на провокации не поддаётся и репарации никому платить не собирается…

Ляхов излагал Лютенсу эту историю, вальяжно раскинувшись в кресле и с явным удовольствием, рисуясь своей эрудицией. Как молодой доцент на семинаре со студенточками и аспирантками. Хотя повод, по которому они здесь находились, очевидно, не располагал к такого рода академичности.

Так разведчик и спросил – при чём здесь эта, достаточно уже давняя история, и не тянет ли собеседник время в каких-то собственных целях, поскольку вопрос, если уж он поставлен, должен решаться конкретно и конструктивно.