– Попалась, детоубийца, – сказал кто-то, и Фиона Хайбридж сползла на землю, руками закрывая лицо.
Спустя считанные секунды пользовательские видеосъемки уже транслировались на экран в Большом зале, и зрители видели Фиону Хайбридж в мозаике, холодное жесткое лицо с десяти ракурсов, и все ракурсы подтверждали ее вину.
– Линчевать ее! – заорали у прачечной.
– Ее нельзя трогать, – прошептал Стентон Мэй в ухо.
– Не трогайте ее, – попросила Мэй толпу. – Кто-нибудь вызвал полицию? Констеблей?
Почти тотчас завизжали сирены, и едва через парковку ринулись две патрульные машины, Мэй снова глянула на таймер. Когда четверо полицейских добрались до Фионы Хайбридж и надели на нее наручники, он показывал 10 минут 26 секунд.
– Ну вот, видимо, и все, – сказала Мэй и остановила хронометраж.
Зал взорвался аплодисментами; весь мир уже поздравлял поимщиков Фионы Хайбридж.
– Отключаем трансляцию, – велел Стентон. – Пусть она сохранит достоинство.
Мэй повторила инструкцию техникам. Кадры с Хайбридж исчезли, экран снова почернел.
– Итак, – обратилась Мэй к залу. – Все оказалось гораздо проще, чем предполагала даже я. И пригодились нам лишь немногие инструменты, которыми теперь располагает мир.
– Давай еще искать! – заорал какой-то зритель в зале.
Мэй улыбнулась:
– Ну, можно… – Она глянула на Бейли за кулисами. Тот пожал плечами.
– Лучше, наверное, не преступника, – сказал Стентон в наушнике. – Давай обычного гражданина попробуем.
Улыбка растянула лицо Мэй.
– О! Слушайте, – сказала она, быстро отыскав на планшете фотографию и отправив ее на экран. Портрет Мерсера – снято три года назад, они как раз перестали встречаться, но были еще близки; оба стояли у прибрежной тропы, собирались в поход.
Прежде ей не приходило в голову поискать Мерсера через «Сферу», но ведь это абсолютно логично. Как еще показать ему, до чего обширна и мощна сеть и люди в сети? От его скептицизма не останется и следа.
– Итак, – сказала Мэй залу. – Наша вторая мишень – не беглый преступник, но можно сказать, что беглец, – он сбежал… ну, в общем, от дружбы.
Она улыбнулась в ответ на смех зрителей.
– Это Мерсер Медейрос. Я не видела его несколько месяцев и ужасно хочу повидаться. Но, как и Фиона Хайбридж, он скрывается. Давайте проверим, удастся ли нам побить предыдущий рекорд. Все готовы? Запускайте таймер. – И таймер затикал.
За полторы минуты появились сотни комментариев от людей, знавших Мерсера – по начальной школе, по старшим классам, по колледжу, по работе. Постили даже его фотографии с Мэй, что сильно всех позабавило. Но затем, к ее немалому ужасу, на четыре с половиной минуты разверзлась пропасть – никто не сообщал полезной информации о том, где сейчас Мерсер. Бывшая подруга написала, что тоже не прочь узнать, где он, а то у него остался ее акваланг со всем снаряжением. Некоторое время это сообщение было самым релевантным, но затем квакнули из Джаспера, штат Орегон, и на волне голосования квак мигом взлетел наверх:
«Я видел этого мужика у нас в продовольственном. Сейчас проверю».
Автор квака, Адам Франкентолер, связался с соседями, и все они единодушно признали, что видели Мерсера – в винной лавке, в продовольственном, в библиотеке. Но затем повисла еще одна мучительная, почти двухминутная пауза: никто не понимал, где же Мерсер живет. На таймере натикало 7:31.
– Ну хорошо, – сказала Мэй. – И тут в игру вступают инструменты помощнее. Проверим сайты местных агентств недвижимости с историей аренды. Посмотрим выписки по кредитной карте, логи телефонных операторов, читательские билеты, все, на чем он должен был поставить подпись. Ой, погодите. – Тем временем, оказывается, нашлись два адреса, оба в одном крошечном орегонском городке. – А мы знаем, откуда они взялись? – спросила она, но едва ли это имело значение. События летели вперед как на крыльях.
Еще через несколько минут по обоим адресам съехались машины – пассажиры вели видеосъемку. Одна квартира располагалась в городе, над кабинетом гомеопата, под высоченными секвойями. Камера показала, как рука постучала в дверь; потом объектив заглянул в окно. Сначала никто не отвечал, но наконец дверь открылась, и камера уставилась на крохотного мальчика лет пяти – от толпы на пороге он пришел в ужас.
– Здесь живет Мерсер Медейрос? – спросил чей-то голос.
Мальчик развернулся и умчался в глубины дома:
– Пап!
Мэй запаниковала, решив, что это ребенок Мерсера, – все происходило слишком быстро, и арифметика ей не давалась. У него уже родился сын? Нет, сообразила она, это не может быть его биологический ребенок. Может, он съехался с женщиной, у которой уже были дети?
Но когда к свету на крыльцо выступила тень, это оказался не Мерсер. Мужчина лет сорока, с эспаньолкой, во фланелевой рубахе и трениках. Тупик. Прошло чуть больше восьми минут.
Отыскали второй адрес. Дом стоял в лесу, высоко на горном склоне. Основная трансляция у Мэй за спиной переключилась на эти съемки – машина попетляла по дороге и остановилась у большой серой хижины.
На сей раз оператор работал четче и профессиональнее. Кто-то снимал, как некая улыбчивая девица стучит в дверь, лукаво играя бровями.
– Мерсер? – сказала она двери. – Мерсер, ты там? – Ее фамильярность на миг раздражила Мэй. – Ты что там, люстры варганишь?
Под ложечкой у Мэй екнуло. Надо думать, Мерсеру не понравится вопрос, не понравится этот пренебрежительный тон. Хоть бы скорее появилось его лицо – тогда Мэй поговорит с ним сама. Но дверь не открывали.
– Мерсер! – сказала девица. – Я знаю, что ты там. Вот же твоя машина. – Камера показала подъездную дорогу, и Мэй заволновалась – там и впрямь стоял Мерсеров пикап. На обратном пути к двери камера обмахнула толпу – человек десять или двенадцать, в основном, похоже, местные, в бейсболках, минимум один в камуфляже. Объектив вновь вперился в дверь, все собрание принялось скандировать:
– Мер-сер! Мер-сер! Мер-сер!
Мэй поглядела на таймер. 9 минут 24 секунды. Они побьют рекорд Фионы Хайбридж по меньшей мере на минуту. Но сначала Мерсер должен открыть.
– За домом посмотри, – сказала девица, и пошла трансляция с другой камеры, что озирала веранду и заглядывала в окна. Людей внутри не обнаружилось. Стояли удочки, громоздились оленьи рога, и книги, и груды бумаг меж пыльных диванов и кресел. На каминной полке Мэй разглядела фотографию и могла бы поклясться, что ее знает, – Мерсер с братьями и родителями в походе по Иосемитскому парку. Она не забыла этот снимок и точно помнила, кто на нем, потому что всегда поражалась, как это странно и удивительно, что Мерсер, которому тогда было шестнадцать, с беззащитной сыновней любовью положил голову матери на плечо.
– Мер-сер! Мер-сер! Мер-сер! – скандировалиголоса.