Телевизор включать я не стал. В катафалке по радио слышал, что там, откуда я убежал, опять начались военные действия. Значит, каждый выпуск новостей об этом только и твердит. Меня это совсем не интересовало. И не интересовала вся эта дурацкая реклама, призывающая купить «Галину Бланку» или «Нескафе», чтобы тут же выиграть кругосветное путешествие или кучу денег. Единственная реклама, которая мне нравится, это та, что рекламирует ненавистное мне пиво «Толстяк». Последнее время эту рекламу частенько крутят по ОРТ и РТР, Вы, наверное, и сами ее видели. Там еще такой толстячок, одетый Дедом Морозом, заходит куда-то, в офис, что ли, какой, где полно народу, а на стене висит плакат: «С 8 Марта!» Все спрашивают этого Деда Мороза: «Ты где был?» А он отвечает: «Пиво пил…» Представляете, с Нового Года по 8 Марта пиво лопал и в ус не дул. Это-то мне в рекламе «Толстяка» и нравится. По крайней мере, там прямо заявляют, что «время в компании с „Толстяком“ летит незаметно», и его можно лопать день-деньской, ни о чем на хрен не думая и потихонечку превращаясь в дегенерата. Конечно, все это для тех, у кого крепкий желудок. Мне, сами знаете, этот «антизапористый» напиток противопоказан. Уж лучше бы я выпил бутылочку выделений своей возлюбленной.
Словом, завалился я спать, а про эту проклятую кассету в коробке от комедии «Не может быть» старался не вспоминать. Прижал к груди розовый халатик, представляя, что обнимаю ее, и скоро уснул. Устал я, как собака.
Глава восьмая
1
В эту ночь мне ничего не снилось, хотя перед тем как заснуть, я думал о своей ласточке и надеялся, что она приснится. Был у меня раньше знакомый. Семен Пивкин, так он утверждал, что видел сон всего два раза в жизни. Дескать, первый раз ему приснилась Памела Андерсон, а второй — покойная Роми Шнайдер, и он, вроде бы зная, что это всего лишь сон, отрывался вовсю и перетрахал их во всех мыслимых позах. По крайней мере, он так рассказывал. Помню, я еще завидовал ему, счастливчику, потому что, например, сам сны вижу часто, почти каждый день, но всякий раз уверен, что все происходит на самом деле, даже если снится черт знает какая фантастика. Жаль, что в эту ночь мне не приснилась моя кошечка. Перед сном я размечтался: если вдруг приснится она, буду вести себя так, как во сне, а не как на самом деле. Без всякой робости буду вылизывать ей зад, нежные складочки розового влагалища и буду пить ее выделения, словно яблочный сок. Потом я кончу ей прямо в рот и мы станем целоваться, размазывая остатки спермы по нашим лицам. Но почему-то она не приснилась. Совсем ничего не приснилось.
Разбудил меня звонок в дверь. Я вскочил с тахты, как ошалевший, потому что спросонок показалось, что звонит она — три раза чуть коснется кнопки звонка, и паузы между касаниями одинаковые.
Хотел было открыть дверь, но, вспомнив вчерашних важных вояк на машине районного комиссариата, предусмотрительно выглянул в окно. Приехала Эля. У подъезда стоял катафалк.
— Привет! — сказала Эля, входя.
— Привет, — ответил я, потирая глаза. — Очень рад, что ты приехала. Правда, рад. К тому же в очередной раз хотел попросить тебя кое о чем… — Просить было стыдно, но деваться было некуда. — Съездить нужно в одно место. Километров шестьдесят отсюда. По делу, очень важному.
— Не успел проснуться — уже дела, — сказала Эля и вдруг всплеснула руками. — Ба, Роберт, ты опять в крови! Третий раз вижу тебя в крови. Первый раз — возле парка, когда я садилась в машину, а ты выбежал из кустов. Потом — когда я приезжала, а ты сказал, что у тебя носом шла кровь. Сегодня ты опять в крови. У тебя мания, что ли, пачкаться в крови?
— Хобби, — буркнул я. Не хотелось рассказывать, откуда эта кровь. Не догадался вчера переодеться и спал прямо в этой окровавленной одежде. Гном, наверное, был уже на небесах. Я подумал: интересно, как его будут хоронить? В обычном гробу или, может быть, сколотят небольшой ящичек под Гномов обрубок? Хотя, в общем, плевать мне было на это.
Эля смотрела на меня подозрительным взглядом. Вылитая моя тетя.
— Я начинаю тебя бояться, Роберт.
— Почему?
— Вдруг ты — вампир. Или оборотень. Или маньяк. Ты каждый раз в крови. Третий раз тебя в крови вижу. Ты считаешь, это нормально?
— Мне нужно съездить. Эль, — сказал я. — В одно место.
— Нет, ты скажи, нормально это или нет?
— Не очень далеко отсюда. Километров шестьдесят. Желательно прямо сегодня.
— Ты скажешь, почему ты весь в крови?
— Да, — сказал я. Не сегодня завтра «Столица „С“» и «Вечерний Саранск» напечатают на первых страницах фото окровавленного обрубка и придумают какой-нибудь броский заголовок, например: «В городе появился Расчленитель». Интересно, когда Эля прочитает, догадается, чьих рук это дело или нет?
— Говори.
— Сейчас?
— Да, сейчас! Или не придумал пока ничего подходящего?
— Придумал, — сказал я. — Вчера ночью я встретил…
— Ночью? Мы же распрощались вечером. После «Луна-парка» я отвезла тебя домой.
— Не пошел домой я.
— А куда ты пошел? — Вид у Эли был не только подозрительный, но и очень строгий. Форменный следователь. Работник прокуратуры допрашивает Роберта Дезертиро.
— Шляться пошел и встретил одного старинного приятеля. Подонок, каких не сыскать на всем белом свете. Пошли мы с ним пить пиво, обмывать нашу встречу, значит, а у него топор был огромный. Я попросил его посмотреть и ударил этим топором Гнома сперва в грудь, потом долбанул по спине, а когда он упал, отрубил ему на хрен руки и ноги. Кровь хлестала, как из фонтана.
— Все? — спросила Эля.
— Все, — сказал я и вдруг подумал, что хорошо бы заснуть летаргическим сном, а проснуться, когда она, моя ненаглядная, вернется. А если не вернется, не стоит и просыпаться. Спи себе до скончания века и смотри эротические сны.
— Странный ты человек, Роберт, — сказала Эля. — Я тебя совсем не знаю. Не знаю, что ты за человек. Иногда ты напоминаешь мне ребенка, маленького наивного малыша, а иногда говоришь такие страшные вещи, что я не могу понять, правда это или нет. — Она не поверила.
— Конечно же, нет, — сказал я, раз уж ей хотелось принимать правду за шутку. — Иногда я выдумываю разные глупости. Извини.
Казалось, Эля удовлетворилась моим ответом, даже про кровь больше не стала спрашивать.
— А ведь я тоже выдумала для тебя одну вещь, Роберт.
— Какую вещь?
— Вчера ты рассказывал о ней, своей пассии, и я подумала потом, а что если мне покрасить волосы в ее цвет, нарисовать на щеке родинку и одеться так, как она. Ты как на это смотришь?
Я представил Элю с выкрашенными волосами, нарисованной на левой щеке родинкой. Даже если обрызгать ее духами «Сальвадор Дали» и одеть в нижнее белье, которое валяется в ванной, все равно это ничего не изменит. Запах выделений из теплого влагалища, цвет глаз, форму губ и носа — все это у Эли не изменить. Все это останется ее собственным, так же, как и голос, походка, манера разговаривать и улыбаться. В общем, затея не была удачной. Как и в Эле, в ней было много наивности.