Игрек Первый. Американский дедушка - читать онлайн книгу. Автор: Лев Корсунский cтр.№ 70

— Братец! — обратился Серафим Терентьевич к мужику. — Не будешь ли ты так любезен подтолкнуть мой кар!

Колхозник уперся недоуменным взглядом в неизвестного: эх, не старое нынче время, чтоб сволочь его в органы как англо — японского шпиона!

— Ты из какого кино, дедуля? — смекнул колхозник.

— Из немого!

— Так это ж другое дело! — расплылся мужик в добродушной улыбке.

Ободренный Серафим Терентьевич кивнул мужику:

— Благодарствую! — И полез обратно в автомобиль. Газанул, ожидая незамедлительного извлечения из рытвины.

Но мужик, охваченный ностальгическими воспоминаниями о немом кино, зашагал по дороге дальше.

* * *

«…Мадам, уже падают листья…» — грустил Вертинский. Заезженная пластинка шепелявила, поскрипывая на граммофоне.

Супруги Гоголевы готовили свою малогабаритную двухкомнатную квартиру к приезду заморского дедушки. Для этого у близких друзей и на отдаленных свалках были раздобыты следующие предметы: иконка, керосинка, граммофон, фитильная лампа, развалюха — швейная машинка «Зингер». Для чего? Для создания старцу привычной ему обстановки начала века, словно он в те годы законсервировался. С антресолей были извлечены сундучки и шкатулки с дагерротипами, и теперь дедушка красовался на стене в виде безусого гимназиста и усатого прапорщика. Из того времени у Серафима Терентьевича неизменными остались лишь гусарские усы. С изображением юнца Гоголева соседствовали другие дамы и господа.

Хозяева дома нет — нет да и косились с умилением на свою экспозицию.

— Нам бы еще шашку! — вздохнул Георгий Антонович. — Мне на Птичке предлагали…

— Мы за керосинку всю жизнь расплачиваться будем! — оборвала его Зоя Сергеевна. — Чем мы кормить станем деда? Колбаса сильно страшная…

— Тогда давай я ее съем! — голодный блеск в глазах Гоши свидетельствовал о том, что он не шутит.

Хлопоты, связанные с приемом дорогого гостя, очень сблизили супругов. Даже подумать было страшно, что произойдет, если американский дед появится.

«…Мадам, уже песни допеты, мне нечего больше сказать…» — Вертинский, как всегда, все понимал.

«Роллс-Ройс» подкатил к дому Гоголевых, разумеется, не без посторонней помощи. Его буксировал «жигуленок».

Когда Серафим Терентьевич вылез на свет божий, к нему поспешил водитель буксира.

— Я должен принести вам свои извинения! — смущенно признался Серафим Терентьевич, извлекая из кармана бумажник. — Рубли у меня кончились…

— А что началось? — в голосе спасителя послышалась угроза.

— Доллары. Вы не согласитесь принять от меня вознаграждение долларами?

— Так и быть! — буркнул счастливчик.

— Гражданин, вы к кому? — скандальным голосом поинтересовалась у иностранца враждебная старушка со скамеечки.

«Мадам, уже падают листья…» — донеслось из открытого окна Гоголевых.

— Я к кому? — расчувствовавшись, переспросил Серафим Терентьевич. — Мадам, я к самому себе!

— Гоголевы в Америку намылились! — глубокомысленно сообщила старуха, которую назвали «мадам», своей визави на другой скамеечке.

— Я их всех, гадов, завсегда подозревала! — с болью в сердце откликнулась старуха, которую никогда в жизни никто не называл «мадам».

Гоша в кухне с жадностью доедал сильно страшную колбасу, а жена смотрела на него с опаской: сразу он рухнет на пол или погодит.

— Джордж…

— Не называй меня так! — с набитым ртом огрызнулся Гоша.

— Привыкай. Сколько прадеду лет, если он уехал ребенком?

— Он взрослым уехал. Скоро ему стольник стукнет.

Зоя Сергеевна затаила дыхание:

— Почему ты решил, что он миллионер? — не в первый раз она задавала мужу этот вопрос. Но ответа всегда ждала с нетерпением.

— У прадедушки самые крупные конные заводы на Западном побережье… — Гоголев сообщал столь волнующие вещи без всякого душевного трепета, поэтому заподозрить его в коварстве Зоя Сергеевна не могла.

Звонок в дверь возвестил о том, что Серафим Терентьевич со своими баулами и чемоданами уже здесь.

Ничего не подозревавший Гоша открыл дверь и сразу задохнулся в объятиях прадеда.

— Егор! — голос старика дрогнул. — Вот ты какой! Ох, стервец! — американец залюбовался своим потомком. — Вылитый я!

— Добро пожаловать, Серафим Терентьевич! — пропела Зоя Сергеевна. Именно таким она и представляла себе американского миллионера.

— Твоя половина? — гость радостно хохотнул. После объятий и троекратных поцелуев американский дедушка осматривал жилище своего потомка.

— Как мило, что вы до сих пор пользуетесь керосинками! У вас и с электричеством перебои? Сто лет уже таких ламп не видывал. А это кто такой? — Серафим Терентьевич ткнул пальцем в юношу на стене.

— Ты, дедушка!

— Бог с тобой! Это реалист, а я учился в гимназии. Что это за гусь? — палец Серафима Терентьевич уперся в прапорщика.

— Не знаю, — растерялся Гоша.

Зоя Сергеевна отвлекла внимание гостя на себя.

— Нам так неловко за обстановку…

— Превосходная обстановка! — одобрил иностранец. — А живете вы где?

Что означает пожатие плеч хозяйки, дедушка не понял.

— Я вас приглашаю на обед! — сообщил он. — В отель «Савой».

— А нас туда пустят?

Их пустили. Семья Гоголевых пировала за отдельным столиком. Родственные чувства всех троих усиливались с каждой выпитой рюмкой.

— Дедушка, мне без тебя было плохо! — с надрывом произнес Гоша. — Почему ты мне никогда не писал?

— Компромитэ — НКВД! — с грустной улыбкой пошутил американец.

В знак благодарности Гоша совершил попытку обнять и поцеловать прадеда через стол. Но руки оказались коротки.

— Я счастлив, что оставлю после себя на земле след… И какой!

— Какой? — не понял Гоша.

— Балда, след — это ты! — пояснила Зоя Сергеевна. — Разве, кроме Гоши, у вас нет родственников? — только женщина могла, как бы невзначай, задать столь животрепещущий вопрос.

В ответ Серафим Терентьевич с горечью помотал головой.

— Не будем сегодня о грустном! — На что ухлопал жизнь! — американец с отчаянием опустошил рюмку водки. — Сначала хотелось сколотить один миллион! Потом три! Потом пять!

У Зои Сергеевны перехватило дыхание.

— Сколотили?

Серафим Терентьевич хмуро кивнул. Он был отвратителен самому себе.

— Дедушка, ты вернулся домой! Это самое главное! — Гоше было до дрожи в голосе жаль своего предка. Серафим Терентьевич встал, покачнулся.