— Здравствуйте-здравствуйте, — я представилась.
— Добрый день, добрый день, — в тон мне ответил он, «добрая душа», всем помогающая. И уставился действительно добрыми карими глазками, как бы говорящими: «Ну-с, о чем поведаешь?»
Я поведала об исчезновении Серегина. Заодно поинтересовалась, не известно ли господину Николаеву что-нибудь эдакое, на предмет чего можно было бы сей же час частному детективу задуматься и вскорости решить данное запутанное дело.
Николаев кивнул и, видимо, решив, что должен передо мной покаяться во всех своих существующих и несуществующих грехах, принялся «вещать» — совершенно не в тему.
Говорить к тому же он, как оказалось, совершенно не умел: мычал, кряхтел, сопел, шмыгал носом, а также издавал вовсе нечленораздельные звуки. Через десять минут столь плодотворной беседы я не только безумно устала от его общества, но была еще и полностью разочарована: сей индивидуум не только не сообщил мне ничего нового, так выяснилось еще, что знает он о своих сотрудниках гораздо меньше, чем даже ведаю о них я, человек в фирме посторонний. Такой вот оказался деликатный господин.
Еще через пять минут мы с сим милым дяденькой распрощались. И оба, кажется, вздохнули с облегчением.
Выходя из корпуса, я нос к носу столкнулась с Трофимовым. Все-таки противный тип. И взгляд у него колючий. Что в нем Аллочка симпатичного нашла?
— Здрасьте.
— Здравствуйте.
Нет, с этим гражданином я, пожалуй, после побеседую.
Я прошла мимо. Оглянулась: стоит, глазами буквально буравит. Бр-р…
Интересно, у Трофимова друзья есть? С ним вообще, помимо работы, кто-нибудь общается? Странный человек. Где он живет? И с кем?
А вот это, уважаемая Татьяна Александровна, вы, пожалуй, можете выяснить у Кири. Он наверняка поручил Саше покопаться в биографиях сотрудников «Горностая», и исполнительный Кочетков, конечно же, давно все выяснил. Так что загляну сейчас на склад к деду Кузину и поеду-ка к моим дорогим ментам.
* * *
Я оказалась права.
Попала, правда, в обед. Жующий и при этом громко чавкающий Кирсанов нехотя, с кислой миной предложил мне чаю. Не стала отказываться — больше, впрочем, чтобы его подразнить.
— Чем обязан? — друг мой Киря, после непродолжительных размышлений, решил быть добрым, ласковым и чрезвычайно вежливым мальчиком.
— Помнишь, Киря, ты помогать обещал: что, как говорится, в твоих силах… завсегда пожалуйста… и прочая, и прочая?
— Ну?
— Приятного аппетита.
— Угу.
— Ну так вот, угадай с трех раз, зачем я к тебе пожаловала?
— Люди нужны, преступника брать.
— Подполковник, ты начисто лишен воображения.
— Чай пей, а то остынет.
— Спасибо. Скажи-ка мне, Киря, а не завалялось ли у тебя где-нибудь — случайно, разумеется, — досье на некоего господина Трофимова, грузчика «горностаевского»?
— В сейфе завалялось. Что, есть что-нибудь?
— Пока только подозрения.
— Понятно. Чай пей.
— Почитать дай.
— Ну никакого покоя нет с этой женщиной!
— Вы стали зазнаваться, сударь. Не забывайте, что дело об исчезновении Серегина все-таки на вас висит.
— Вот именно — «висит». Можно, мы докушаем?
— Дай почитать — и кушай на здоровье. А я тут вот, у окошечка, пристроюсь и буду сидеть тихо, как мышка… Чай, кстати, остыл.
— Я предупреждал, — пробубнил едва слышно Кирсанов. И достал ключ от сейфа.
Тоже мне, пророк. «Глаголом жги сердца людей…» Обжег уже.
— На! — Мне в руки небрежно сунули папочку с делом Серегина. Не слишком-то она, родимая, потолстела с тех пор, как я заглядывала в нее почти неделю назад.
— Теперь вы разрешите мне, грешным делом, дообедать? — недовольным голосом спросил Кирсанов.
— Дообедывай, — милостиво разрешила я. — Кстати, чревоугодие, если помнишь, является смертным грехом. А ты возвел обед в культ. Нехорошо.
Владимир зарычал.
— Еще раз — приятного аппетита. Я плесну себе чайку погорячее?
Меня даже кивком не удостоили.
Ну и что нового мы имеем? Я села поближе к окну и раскрыла папку.
Трофимов, Трофимов… Вот! «Трофимов Александр Иванович… грузчик-экспедитор…» Это мы и сами знаем. Проживает по адресу… Адрес не мешает запомнить.
— Киря, пятый дом — это который? Коммуналки, что ли? Ты же там рядом живешь.
— Угу, — подполковник старательно дожевывал бутерброд.
— Мерси.
Значит, проживает Александр Иванович в коммуналке. С больной матерью. Семьи, стало быть, в наличии не имеется. Почему?.. «Трофимовы живут замкнуто, с соседями общаются мало…» Не может этого быть. Если больная мама целый день сидит дома… Впрочем, понятно. Она редко выходит из комнаты: старушка перенесла инсульт и только-только начала поправляться. Ладно. Матушку нервировать по пустякам не стоит. Но соседи-то — хоть что-то они должны знать! «Тихий, скромный, не пьет, не дебоширит, мать не обижает». Молодец, внимательный сын.
И все-таки…
Идея!
— Сергеич, ты не возражаешь, ежели я папку с собой возьму?
— Возражаю, — буркнул Кирсанов и зачем-то полез под стол.
— Киря, мне бежать нужно: появилось неотложное дело. Поэтому…
— Всего доброго, — прозвучало из-под стола.
— Пока-пока. Сергеич, вылезай, что ты там ищешь? А папочку я все равно заберу. На днях забегу, верну. Не сердись, ладно? Мне эти документы вот как нужны, — я провела ребром ладони по горлу. — Ну все, подполковник. Будь здоров. Покажись, помаши ручкой: я ухожу.
Из-под стола высунулась огромная подполковничья ручища и пошевелила пальцами в мою сторону.
— Пуговица. Форменная. У меня таких больше нету. А без них — не положено. Чао, иди.
Я аккуратно положила папку в пакет и направилась к двери. На пороге столкнулась с румяным Кочетковым.
— Сашенька, привет-пока.
— Здравствуйте, Татьяна Александровна. У вас сегодня хорошее настроение.
— У нее сегодня игривое настроение, — раздался суровый голос в пустой комнате.
Саша разинул рот.
— Проходи, докладывай, — приказал невидимый Киря.
«Младший чин» судорожно сглотнул слюну.
Великолепная сцена. Стоит досмотреть.
— Товарищ подполковник…
— Ну. Докладывай.
— Владимир Сергеевич, какой пример вы подаете своим подчиненным? Вай, как нехорошо! — подала я голос.