Ларец соблазнов Хамиды - читать онлайн книгу. Автор: Шахразада cтр.№ 19

Афинянка вернулась на платформу дворцов Персеполя, под сень огромных крылатых быков Ксерксова павильона.

Вздрогнув, она поняла, что простояла здесь несколько минут, пока терпеливый наварх решился напомнить, что все собрались в Стоколонном зале Ксеркса…

Тихе прошла насквозь привратную постройку с четырьмя колоннами и тремя высокими узкими входами, минуя выход направо, к ападане и дворцам Дараявауша. Девушка неторопливо шла по дорожке снаружи стены, к северо-восточной части платформы, где располагались Ксерксовы дворцы и сокровищница. Здесь она не боялась, что на ее чистейший белый наряд попадет копоть от огромных пылающих чаш. Ночь выдалась тихая, клубы черного дыма поднимались вверх и исчезали в черноте небес, и сажа не летела по сторонам. Неарх пошел направо по дорожке из плит сверкающего известняка, через незаконченный четырехколонный павильон на площадке перед тронным залом Ксеркса. Широкий портик с шестнадцатью тонкими колоннами также освещался чашами. Тут горел бараний жир, не дававший ни запаха, ни копоти и употреблявшийся персами для светильников во внутренних помещениях.

Тихе вошла в мягкий полусвет гигантского зала и остановилась у одной из ста колонн, теснившихся в зале, как пальмовые стволы в роще. Западный угол зала, ярко освещенный и уставленный столами, заполняла шумная толпа слуг и музыкантов, из-за которых Тихе не сразу увидела пирующих. Группа девушек-флейтисток расположилась между колоннами. Другие музыканты устроились у крайнего ряда колонн, за которыми виднелись колыхаемые сквозняком тяжелые занавеси на высоких трехстворчатых окнах.

Тихе глубоко вздохнула и, подняв голову, вышла на свет множества лампионов и факелов, прикрепленных к стенам. Приветственные крики и хлопанье в ладони взорвались бурей, когда хмельные сподвижники Искендера увидели ее. Она стояла неподвижно несколько минут, как бы предлагая всем полюбоваться собой, без надменного величия, всегда требующего унижения и умаления другого человека. Тихе предстала перед пирующими с великолепным чувством внутреннего покоя и достоинства, которое дает возможность не бояться хулы и не преодолевать смущение заносчивостью.

– Она должна была стать царицей! Ее взгляду подчиняются, ее милости желают…

– Нет, Салим, она слишком умна для этого. И слишком верит в то, чему ее научили в далеком детстве.

Руас задумчиво смотрел на девушку. Невысокая, спокойная, может быть, даже чуть насмешливая. Лишь взгляд – да, взгляд выдавал ее.

– Вот, Салим, смотри. Ее слова зажгли страшный гнев в сердце нового правителя бескрайних равнин Персии. А ведь девчонка-то не сказала ничего нового…

– Всегда нужен кто-то, кто откроет тебе глаза на истинное положение вещей…

«Так будет и с тобой, мой принц… Я вижу это… Я и боюсь, и жажду этого… Найдется женщина, которая откроет тебе глаза на истинные ценности мира…»

Лицо Искендера исказил гнев. Тихе права, права во всем! В мире не может быть места столь надменной роскоши, унижающей человека и его разум.

– Возьми! – Он снял факел и подал гетере, сам взял второй.

Тихе отстранилась в почтительном поклоне.

– Не мне первой! Начать приличествует тому, чей божественный разум и сила привели нас сюда!

Искендер повернулся и повел Тихе за руку вдоль стены. Два факела мгновенно подожгли занавеси на окнах, подвески и шнуры, легкие деревянные переплеты для цветов.

Безумие разрушения охватило сподвижников великого македонца. С воплями восторга и боевыми кликами воины хватали факелы и разбегались по дворцам, поджигая все, разбивая лампионы, опрокидывая чаши с горящим жиром и маслом.

Через несколько минут зал Ксеркса, пустая сокровищница и помещения охраны были в огне. Подожгли и ападану, откуда огонь перекинулся (или был перенесен) на жилые дворцы Дария и Ксеркса в юго-западном углу платформы. Оставаться на ней дольше не было возможности. Искендер, не отпуская руки Тихе, сбежал по северной лестнице на городскую площадь. Здесь, окруженный соратниками, он стоял, зачарованно глядя на титаническое пламя, взвивающееся в почерневшее небо. Балки крыш и потолков, простоявшие столетия на сухой жаре, вспыхивали, как облитые горючим маслом. Серебряные листы кровли плавились, низвергаясь ручьями жидкого металла на лестницы и плиты платформы, и, застывая, летели звонкими раскаленными лепешками в пыль городской площади. Пламя ревело и свистело, перекрывая вопли жителей, столпившихся у края площади, боясь приблизиться.

Звездное небо, казалось, потухло. Никто никогда не видел более черной ночи, окружавшей слепящий жар исполинского костра. Люди взирали на пожар с суеверным ужасом, будто не руки Искендера и маленькой афинянки сделали это, а силы подземного мира и ввергнутых туда титанов вырвались на поверхность Геи. Жители города попадали на колени в предчувствии большой беды. И действительно, ни Искендер, ни его военачальники не стали сдерживать воинов, для которых пожар послужил сигналом к грабежу. Толпа ошеломленных горожан стала разбегаться, надеясь спасти имущество от распалившихся македонцев.

С раздирающим уши треском одно за другим стали проваливаться перекрытия, выбрасывая вихрящиеся столбы искр.

В страшном шуме разрушения никто, конечно, не обратил внимания на две фигуры, пробирающиеся к одному из заброшенных домов. Как никто не увидел и двух всадников, бросавших оценивающие взоры на рушащийся Стоколонный зал Ксеркса.

Усталые кони вязли в пыли. Пожарище давно осталось позади, но тяжкий смрад умирающего в пламени мира все еще преследовал Руаса. Быть может, думал он, бывший принц ар-Ракс попытался бы остановить пламя, навел бы морок на мстительную Тихе… Но…

Но Руас, сидевший сейчас в седле, уже не был принцем. Изгнанник, вечный страж у тайного узилища брата, должен был найти это самое заповедное узилище до того, как это сделает человек. Ибо тогда смерть в огненном смерче, постигшая дворцы и храмы Ксеркса, показалась бы всему миру лишь приятным теплым деньком…

«Или даже не очень теплым… – рассеянно подумал Руас. – Уж я-то знаю силы собственного отца!»

Колдун оглянулся назад. Персеполь умирал.

– Как же мне теперь отыскать тропу, ведущую на полудень? Она должна была начаться от погибшего Стоколонного зала Ксеркса… Угли еще горячи, а о тропах, полагаю, можно будет забыть навсегда… Или почти навсегда.

За долгое странствование Руас уже привык беседовать сам с собой. Не потому, что странствовал в одиночестве, а потому, что Салим, преданный слуга, отвечал далеко не на все вопросы и далеко не всегда. Он знал принцев совсем малышами, был свидетелем сотни ссор и тысяч споров, но не мог и предположить, что одна из таких ссор может стать роковой. Нет, он не осуждал Руаса, не оправдывал Арси – он просто присматривал за оставшимся в живых потомком древнего рода.

– Тропа на полудень всегда была одна. И найти ее может лишь тот, кто ищет…