Гадальщик на камешках - читать онлайн книгу. Автор: Мирча Элиаде cтр.№ 7

— Если позволите, я бы тоже хотел спросить вас. Интересно узнать, что это вас так разобрало?

— Мы смеемся, потому что ты назвал нас барышнями, — сказала одна из девушек. — Здесь-то, у цыганок…

— Неправда! — прервала ее другая. — Не слушай ее, она хочет тебя обмануть. Мы смеемся потому, что ты по ошибке выпил из кружки, а не из стакана. Если бы ты пил из стакана…

— Не слушай ее! — вступила третья. — Она хочет тебя обмануть. Я скажу тебе правду: мы смеемся потому, что ты испугался.

— Это неправда! Неправда! — запротестовали две другие. — Она хочет проверить, не испугался ли ты…

— Он испугался! Испугался! — повторяла третья.

Гаврилеску шагнул вперед и торжественно поднял руку.

— Барышни! — возгласил он с обидой. — Вижу, что вы не знаете, с кем имеете дело. Я — человек не рядовой, не обычный. Я — артист. И прежде чем я имел несчастье стать учителем музыки, я пережил поэтическую грезу. — И, помолчав, он воскликнул патетически: барышни! В двадцать лет я познакомился с Сильдегард, я пленился ею, и я ее любил!

И с глубоким вздохом он опустился в кресло, придвинутое ему одной из девушек.

— Ах! — продолжал он после долгого молчания. — Почему вы напомнили мне о трагедии моей жизни? Ведь вы уже, наверно, поняли: Хильдегард так и не стала моею женой Что-то случилось, случилось что-то ужасное…

Девушка протянула ему чашку кофе, и Гав-рилеску принялся задумчиво, маленькими глотками пить его.

— Случилось что-то ужасное, — продолжал он, помолчав — Но что? Что могло случиться? Мне хотелось бы знать, но я не могу вспомнить, И то правда: я не думал о Хильдегард очень много лет. Я смирился. Я сказал себе: 'Гаврилеску, что было, то прошло! Нет счастья артистам. И вдруг только что, войдя сюда, вспомнил, что и мне знакома благородная страсть, я вспомнил, что любил Хильдегард!..

Девушки переглянулись и захлопали в ладоши.

— И все же я была права, — сказала третья. — Он испугался.

— Да, — согласились остальные. — Ты была права: он испугался…

— Не понимаю, о чем вы…

— Ты испугался, — сказала одна из девушек, шагнув к нему, и в голосе ее был вызов. — Ты испугался сразу, как вошел…

— Вот почему тебе так хотелось пить, — сказала другая.

— И с тех пор ты все уходишь от ответа, — добавила первая. — Ты избрал нас, но боишься не отгадать.

— Ты должен сперва отгадать, — подхватила третья девушка. — Отгадать, кто из нас цыганка, кто гречанка, а кто еврейка…

— Если ты утверждаешь, что не испугался, попробуй сейчас, — продолжила первая. — Отгадай. Кто цыганка?

— Кто цыганка? Кто цыганка? — эхом отозвались девичьи голоса.

Си улыбнулся и снова стал разглядывать девушек.

— Вот это мне нравится, — заговорил он, вдруг придя в хорошее расположение духа. — Значит, узнав, что перед вами артист, вы решили, будто я не от мира сего и понятия не имею, как выглядит цыганка…

— Но ты снова уходишь от ответа, — прервала его одна из девушек. Угадай же.

— Значит, — продолжал упорствовать Гав-рилеску, — вы думаете, что я лишен воображения и не могу угадать, как выглядит цыганка, в особенности если она молода, прекрасна и обнажена…

Ибо он угадал их с первого взгляда. Та, что сделала шаг ему навстречу, обнаженная, очень смуглая, черноволосая и черноглазая, без сомнения, была цыганка. У второй, тоже обнаженной, но прикрытой матовой зеленой вуалью, тело было неестественно белым и отливало перламутром, а ноги обуты в золотые сандалии. Эта могла быть только гречанкой. Ну а третья, без сомнения, была еврейкой: длинная юбка вишневого бархата обтягивала ее стан, грудь же и плечи были обнажены, ярко-рыжие волосы собраны на макушке в хитроумную прическу.

— Угадай! Какая из нас цыганка? Какая цыганка? — кричали все три девушки разом.

Гаврилеску поднялся с кресла и, указав рукой на смуглянку напротив, торжественно произнес:

— Я артист и потому согласен подвергнуться испытанию, хотя это ребячество, и отвечаю: ты цыганка!

И в следующее мгновение почувствовал, как девушки схватили его за руки и завертели в хороводе, они кричали и свистели, но голоса их почему-то доносились очень издалека.

— Не отгадал! Не отгадал! — слышалось ему словно во сне.

Он попытался ускользнуть, но девушки цепко удерживали его в своем колдовском хороводе. Он ощущал жар их юных тел, вдыхал чуть приметный экзотический аромат духов, слышал легкую поступь танцующих ног. Хоровод кружил его вокруг кресел и ширм, унося в глубь комнаты, и вскоре он отдался ему, забыв обо всем на свете.

Когда он очнулся, смуглянка стояла перед ним на коленях у дивана.

— Долго ли я спал? — спросил он, приподнявшись на локте.

— Ты и не думал спать, — успокоила его девушка. — Просто задремал.

— Но скажите ради Бога, что вы со мною сделали? — спросил он, проводя рукой по лбу. — Я будто потерял сознание.

Он с удивлением озирался. Казалось, это была уже другая комната, и все же он узнавал расставленные в беспорядке среди кресел, диванов и зеркал ширмы, которые бросились ему в глаза сразу, как он вошел. Он не мог понять их расположения. Одни ширмы, очень высокие, почти до потолка, можно было бы принять за стены, но кое-где они отходили от стен под острым углом и тянулись почти до середины комнаты. Другие, озаренные таинственным светом, выглядели окнами с приспущенными занавесками и будто выходили в темные коридоры. Были здесь и ширмы многоцветные, разрисованные причудливыми узорами или прикрытые шалями, а может, расшитыми тканями; ниспадая складками на ковры, сливаясь с ними, они образовывали нечто вроде альковов различных форм и величин. Но достаточно ему было на несколько секунд задержать взгляд на одном из таких альковов, и стало ясно, что это иллюзия, что это всего лишь отдельные ширмы, отраженные в золотисто-зеленой поверхности зеркала. И в тот миг как Гаврилеску понял это, комната завертелась вокруг, и он снова поднес руку ко лбу.

— Скажите ради Бога, что вы со мною сделали? — повторил он.

— Ты не узнал меня, — прошептала девушка, печально улыбаясь. — А я ведь подмигнула тебе, дала понять, что я не цыганка. Я гречанка.

— Греция! — воскликнул Гаврилеску, вскакивая на ноги. — Бессмертная Греция!

Усталость его точно рукой сняло. Он слышал, как забилось его сердце, и неизъяснимое блаженство теплой волной разлилось по всему телу.

— Когда я был влюблен в Хильдегард, — в радостном волнении продолжал он, — я мечтал только о том, чтобы совершить вместе с ней путешествие по Греции.

— Ты был глуп, — прервала его девушка. — Надо было не мечтать, надо было любить ее…

— Мне было двадцать лет, а ей не исполнилось и восемнадцати. Она была красива. Мы оба были красивы, — прибавил он.