– Преподобный, спасибо, что встретились со мной, не откладывая – особенно после столь ужасного дня. Как… как доктор Тахион?
– Цепляется за жизнь. Состояние критическое. Врачи говорят, что повреждения слишком велики, чтобы кисть можно было пришить обратно. – Длинное темное лицо Джексона была хмурым. – Ужасное событие, сенатор. Просто ужасное. Подобного холодного безумного насилия я не видел с момента убийства преподобного Кинга.
Кукольник внимательно наблюдал за эмоциями Джексона. Тут были ужас и страх, и отвращение – но ни одно из этих чувств не было обращено на Грега. А это показало ему, что Тахион ничего не рассказал про Кукольника.
Отлично. Тогда не имеет значения – пока, – что Маки свою работу не завершил.
Кукольник заметил только слабые охряные оттенки в чувствах Джексона по отношению к Грегу, и он без труда их подавил, закрасив уважением, которое Джексон испытывал в связи с теми позициями Грега, которые он разделял.
– Мне очень жаль это слышать, преподобный, – сказал он. – Присядьте, пожалуйста. Я велел моему помощнику связаться с вашими людьми и попросить прислать вам сюда смену одежды. Что-нибудь выпьете?
Джексон взмахом руки обозначил отказ и сел в кресло. Грег устроился на диване напротив него. Он свел пальцы рук, словно пытаясь решить, что сказать.
– Я сам не выбрал бы такой момент для этого разговора, – проговорил Грег наконец. – После такого дня. Но, возможно, сейчас момент самый подходящий. Нам нужно прекратить насилие. Нам нужно восстановить на съезде единство и начать работу по организации кампании против Буша.
– Я знаю, что вы хотите сказать, сенатор. Вам следует знать, что мои помощники хотят, чтобы я ответил «нет».
Казалось, что, несмотря на травмирующие события этого дня, Джексон чувствует себя спокойно и непринужденно. Он сидел положив ногу на ногу и обхватив крупными ладонями колено. Из-за темных пятен на пиджаке этот образ казался совершенно сюрреалистическим. Внешне он производил впечатление хладнокровности, собранности – почти равнодушия.
Кукольник знал, что все совсем не так. Внутренне мужчина внезапно оживился. Ему были видны ярко-синие вспышки, похожие на молнии.
– Они хотят, чтобы я отказался, потому что убеждены: с поддержкой доктора Тахиона наша Радужная коалиция одержит победу, – продолжил он. – Не половинчатую победу, сенатор, а полную.
– Нас с доктором Тахионом связывают почти двадцать лет дружбы, – заметил Грег. – Он – человек гордый и очень упрямый. На самом деле мы просто отбираем голоса друг у друга, позволяя Барнету побеждать. На самом деле если кандидатом в президенты не стану я, то им не станете и вы. Думаю, мы оба это понимаем, как бы нам ни хотелось думать иначе. Если победа не достанется мне, то кандидатом станет Лео Барнет. Сегодняшнее нападение на Тахиона только укрепило его позиции.
Кукольник ощутил раздражение Джексона. Ни для кого не было секретом, что два проповедника друг друга не любят. Джексон был идеалистом и представлял крайне левое направление партии, точно так же как Барнет – правое. Грег почувствовал, как Кукольник усиливает это раздражение, так что Джексон начал мрачно хмуриться.
– Преподобный, я не знаю, почему Тахион пошел к вам, – продолжил Грег. – Мои помощники хотели, чтобы я сделал заявление для прессы после того, как Тахион отказал мне в поддержке, но я им не разрешил, помня о двадцати годах дружбы. Тахи… Ну, красиво это не скажешь. В последние несколько дней у доктора завязались отношения с руководителем избирательной кампании Барнета, Флер ван Ренссэйлер. Не знаю, это она его соблазнила или он ее… наверное, это не важно. Но когда я заговорил с ним об этом, он взорвался. Сказал, что эти отношения – не мое дело. Я возразил, что еще как мое (что, по-моему, вполне понятно)… и не отступил. – С кислой миной Грег добавил: – Наверное, я сказал то, чего говорить не следовало. Наша ссора получилась бурной и горькой. Он ушел. А на следующий день я услышал, как он объявляет о прекращении своей поддержки.
Грег печально улыбнулся.
– Мне понятно, почему он обратился к вам, преподобный. У нас были разногласия, но, думаю, что человек, рассматривающий нашу историю и наши публичные заявления, сочтет, что мы очень близки. Мы оба выступаем против всяческих предубеждений и ненависти, нам обоим хотелось бы, чтобы все стороны объединились и дружно работали. Мы действовали совместно при обсуждении платформы. Я знаю, что наши идеалы одинаковы.
В голове у Джексона Кукольник что-то подталкивал и что-то подтягивал.
– Это прозвучало, как одна из ваших предвыборных речей, сенатор. – На его лице появилась слабая улыбка. – Эту риторику я уже слышал.
– Я знаю, что риторика ничего не стоит. А еще я знаю, что если вы проверите то, как я голосовал, посмотрите, что я делал в качестве председателя СКИВПТ, как я реагировал на законодательство, связанное с джокерами или гражданскими правами, то вы убедитесь, что мы достаточно близки. Думаю, мы могли бы отлично сработаться.
– И это подводит нас к вопросу, который вы пока мне не задали, сенатор.
«Он очень заинтересован даже без моего вмешательства. Чувствуешь? Ощущаешь?»
– Вы знаете, что я предлагаю, – проговорил Грег не как вопрос, а как констатацию факта.
– Вы предлагаете мне стать вице-президентом, – отозвался Джексон, кивая. – Вы говорите: «Преподобный Джексон, почему бы вам не сказать вашим сторонникам, чтобы они голосовали за пару Хартманн – Джексон». Объединив моих сторонников и ваших, мы могли бы получить номинацию.
– С вашим голосом, вашей силой, вашими возможностями мы… – Грег помолчал и, подчеркивая это слово, продолжил: – МЫ победим не только на этом съезде, но и на президентских выборах.
Желание было яркой-яркой синевой. Однако под ней лежали пятна сомнений. Кукольник отскребал темные участки, отправлял их в небытие. Джесси поджал губы.
– Я мог бы сделать вам такое же предложение, сенатор, – начал было он, но Кукольник не унимался, продолжая обрабатывать его разум.
Голос Джесси прервался. Он кивнул.
Он протянул руку.
– Хорошо, сенатор, – сказал он, обмениваясь с Грегом рукопожатием. – Вы правы. Пора создать мост, по которому можно будет пройти. Пора начинать объединение.
Кукольник торжествующе закричал. Грег беспомощно рассмеялся.
Дело сделано. На этот раз все получится. Еще немного маневров – и он будет у цели.
Крепкий ром взорвался у Джека в желудке долгожданным пламенем. Он сделал еще пару глотков, а потом закрыл фляжку и сунул ее в карман. Он купил ее после того, как Тахиона увезли в больницу и Секретная служба от него отстала.
У него на манжетах и ботинках по-прежнему осталась кровь. Он пытался не думать о том, как она туда попала, – и надеялся, что ром ему в этом поможет.
Он шагнул к одной из задних дверей «Омни» и мысленно чертыхнулся. Там оказался тот громила-охранник со сломанным носом, Конналли. Конналли качал головой, отказываясь впустить седовласого мужчину, размахивавшего перед его носом своим пропуском. Джек мог дословно пересказать разговор, который сейчас шел между Конналли и делегатом.