Агафонкин и Время - читать онлайн книгу. Автор: Олег Радзинский cтр.№ 82

Он повернулся и зашел за камень. Темуджин за ним не пошел: нужно было поить овец.

Он бежал в ту же ночь.

– Он бежал в ту же ночь. – Мансур посмотрел в пустую кружку, откусил маленький кусочек колбасы, медленно прожевал и проглотил. Взял еще один. – Я ждал Темуджина у болота, но он не пришел в назначенный день – опоздал. Когда я вернулся утром, он уже сидел в болоте всю ночь, прячась от нукеров Таргутая, – они обскакали гнилую воду стороной, не заметив его: он дышал под водой через камыш.

Агафонкин включил свет в комнате – три рожка старой люстры. Горели только две лампочки – два желтых круга, рассеивающих мягкий свет по беленому с синькой потолку. “Нужно поменять, – лениво подумал Агафонкин. – Митек бы уже поменял”.

Ему было странно заботиться о Квартире: Митек незаметно, без слов, устраивал их жизнь. Они – Матвей, Мансур и Агафонкин – привыкли к этой устроенности быта, к обслуженности и не замечали митьковской заботы. Лампочки горели, обед ждал на кухне, продукты – в холодильнике. Теперь все нужно самому.

– Как он нас не видел? – спросил Иннокентий. – Мы же стояли там, рядом. Как он нас не видел?

Олоницын, бледный, теребя острую жидкую бородку, смотрел на Мансура. “Пробрало, – подумал Агафонкин. – Он никогда раньше не испытывал интервенцию. И я не предупредил. Нужно объяснить”.

– Это не по-настоящему. То есть по-настоящему, но не как вы думаете. – Он обернулся к Мансуру: – Скажи ему.

– Это по-настоящему, – сказал Мансур. – Вы там были, Иннокентий. Но где там? Вы были в моем воспоминании о том, как я – тридцать лет назад – нашел Темуджина. Или девятьсот лет назад, в зависимости от точки зрения. Нашел и убедил бежать из плена.

“Так вот что такое интервенции, – удивился Агафонкин. – Как, оказывается, просто. А Матвей и Платон все спорили – настоящее-ненастоящее. Все оказалось по-другому”.

– Какое воспоминание? – Олоницын потряс головой, пытаясь избавиться от стоящей перед глазами картинки. – Я там был. Когда мальчика били вожжами, на меня летела его кровь – я близко стоял.

Он вытянул сжатые в кулаки руки и осмотрел рукава серого дешевого свитера, ожидая найти кровь Темуджина.

Он был растерян, потерян, не понимал, что произошло. Агафонкину стало его жалко.

– Мансур, не томи человека. Расскажи как есть, – попросил Агафонкин.

– А как же тайна, урус? – засмеялся Мансур. – Непознаваемое? Суть реальности? Как говорил наш мудрец Платон? Иллюзорность реальности и реальность иллюзии. Вот. Что такое интервенция, Мансур? О, мудрейший, откуда я знаю – я, темный татарин. Мне бы выпить и забыться. Заснуть. И видеть сны, быть может. А-а, это сны Мансура, не так ли, Матвей Никанорович? Ни в коем случае, уважаемый Платон, это скорее его представления о других формах реальности, не так ли? Не могу, не могу согласиться, уважаемый Матвей Никанорович, поскольку эти представления имеют материальное воплощение: они остаются и после того, как он трезвеет. Это – массовая галлюцинация, не так ли? Вы удивляете меня, Платон: материальная галлюцинация? Это, думается мне, скорее проекция других измерений, не так ли? – Мансур хрипло рассмеялся: – Нет, не так.

“Эк его, – удивился Агафонкин. – А я думал, он не слушал их споры. Слушал. И очень внимательно”.

– Довольно, – сказал он вслух. – Объясни Иннокентию, что это было.

Мансур налил себе полкружки водки и быстро выпил, словно его мучила жажда. Достал из кармана пачку сигарет “Астра”, вынул одну, размял мягкий конец без фильтра, закурил.

“При Митьке не курил бы в Квартире, – подумал Агафонкин. – Митек на лестницу выгонял”. Он хотел сказать Мансуру потушить сигарету, но было лень спорить. Лучше потом открыть форточку – проветрить.

– Пока была юла, я мог путешествовать в разные варианты возможного, – начал Мансур. – Если, конечно, юла соглашалась меня туда взять. Я отдал юлу, но сохранил способность воссоздавать свои путешествия для других. Брать их туда, где уже бывал. Как зрителей.

– Стало быть, то, что мы называли “интервенции”, – сохраненные компьютерные файлы, – предположил Агафонкин. – Или видео. И ты можешь их показать.

– Именно, – подтвердил Мансур. – Показать могу, изменить – нет. Так сказать, без права пересъемки. Посмотреть – пожалуйста, руками не трогать. И – опять же – нужен алкоголь.

– Я там был, – тихо сказал Олоницын. – Я видел. Стоял рядом с одноглазым, который порол Темуджина вожжами.

– Постромками, – поправил Агафонкин. – Вожжи – часть упряжи, чтобы править лошадью. А постромки передают тягу с хомута на валки повозки. Темуджина били постромками.

Он, как-никак, служил в кавалерии.

Мансур затушил сигарету о тарелку с колбасой, засыпав круглые кусочки пеплом. “Это уж слишком, – возмутился Агафонкин. – Нужно прекратить безобразие”. Он ничего не сказал.

– Я помог Темуджину выбраться из болота и снял с шеи колодку. – Мансур подавил, проглотил кашель – глухой рокот в горле. – Только рассвело – было раннее утро. Развел костер из сырых листьев – маленький огонь, и дым не так видно: утро – туман над степью. Рассказал, где найти мать и братьев. Велел не идти к Бортэ, невесте: его будут искать в кочевье ее отца Дэй-сечена. Мы подождали, пока его друг – старый безносый раб-сельдуз Сорган-Шира будет проезжать мимо с телегой, как я велел, и спрятали Темуджина под настриженной овечьей шерстью. Они уехали, и я вернулся обратно.

– Почему он тебя слушал? – спросил Агафонкин.

– Как? – удивился Мансур. – Я же бог Тенгри. Создатель всего сущего, реальность, у которой нет начала и конца. Я – Вечно Синее Небо, дарующее жизнь и охраняющее человеческий род. Как же ему меня не слушать? Меня – Хухэ Мунхэ Тенгер?

– Это понятно, – поморщился Агафонкин. – Я спрашиваю, как ты его убедил, что ты – бог Тенгри.

Мансур засмеялся. Сунул руку в карман и достал дешевую пластиковую зажигалку красного цвета. Чиркнул колесиком – маленький прерывистый огонек.

– Я разжег костер без огня, – сказал Мансур. – Вернее, протянул руку – нет, божественную длань – к охапке сырых листьев, коснулся и послал в нее огонь. Чудо, достойное божества. Кто осмелится ослушаться бога, командующего огнем? Особенно когда тебе четырнадцать и бог только что снял с твоей натертой шеи колодку. Накормил и отправил к семье. И, главное, вместо жизни раба дал тебе новую жизнь, великую миссию: завоевать мир. Подарил в помощь священное веретено.

– Священное веретено? – Олоницын потер виски. – Что вы ему дали?

– Как что? Юлу, конечно. Я наказал Темуджину отвоевать обратно земли Есугэя, собрать армию и идти на запад, а не в Китай. Объяснил, что если солнце каждый день стремится на запад, значит, и он должен стремиться на запад. Солнце показывает путь. Если он будет ему следовать, станет как солнце – человек-бог. Небесный воин. Властитель мира. И прочая хуйня.

Он с улыбкой посмотрел на Агафонкина, затем на Олоницына. Снова чиркнул зажигалкой, прищурился на огонь.