Агафонкин и Время - читать онлайн книгу. Автор: Олег Радзинский cтр.№ 70

– Митек сказал, тебя дома не было, – удивился Агафонкин. – А ты, значит, был. Как же тебя не забрали?

– Они мою дверь не нашли, – пояснил Мансур. – У меня с вечера еще похмелье не прошло – только встал, хотел у Митька денег просить. Когда этих двух на лестнице взяли, я воды из-под крана попил – водку вчерашнюю в животе развести, чтобы пьянее быть, – и дверь в свою комнату спрятал. Эти, когда Квартиру обыскивали, видели стену вместо двери.

Он засмеялся и добавил:

– С обоями. Вот и все, что они видели. Я даже дверь не закрыл: стоял, смотрел, как они по Квартире ходят, ищут. И что искали?

Агафонкин не знал. Но подозревал: юлу.

– Где юла, Мансур? – спросил Агафонкин. – И как она оказалась в твоей галлюцинации? Я ее там видел.

Мансур взглянул на Агафонкина с удивлением – о чем тот? Понял, улыбнулся. Покачал головой.

– Это была не юла, Алеша, – пояснил Мансур. – Это так – химера юлы. Слабый двойник, творящий временную реальность. Такую юлу я тебе в любой момент сооружу: она ни на что не годится. Только для миражей. Ею Карету не вызовешь.

Мансур увидел, что Агафонкин не понял, и вздохнул:

– Не спеши, все узнаешь. – Мансур отпил чай. – Ты – первый, кому я рассказываю про юлу.

Тени пробегали по потолку – вытянутые гротескные фигуры шедших с работы людей. Маленький Мансур сидел на полу в пространстве за шкафом и смотрел, как тени прохожих за срезанным тротуаром окном их подвальной комнаты накручивались на сливающиеся в сплошное разноцветье бока запущенной юлы. Словно юла раскручивала тени, запускала их быстрый Серый мир – шорохи движенья. Тени – плоские приглушенные звуки. Мир смешался: звуки были видны, а не слышны. У Мансура закружилась голова от верчения юлы. Он зажмурился, открыл глаза и увидел Карету.

Она стояла посреди их маленькой – неполных шестнадцать метров – комнаты и каким-то неясным образом умещалась в этом пространстве, не раздвинув его, не сделав просторнее. Все осталось на месте – родительский диван-кровать, маленький щербатый стол, застеленный красной скатертью, которую мать покрывала клеенкой, когда садились есть, трехстворчатый чужой шкаф из квартиры с пятого этажа: мебель стояла на своих местах, и посреди мебели – Карета. Голубое яйцо с золотым ободком, сходящаяся овалом крыша, на которой – королевским гербом – крутилась его юла.

Он обошел Карету между тумбочкой у родительской кровати и маленькой этажеркой с разнокалиберной посудой. Ближний к нему высокий каурый жеребец покосился на мальчика из-под опущенных шор, но не шарахнулся, не понес: остался стоять. Другой – белый, с заплетенной цветными ремешками гривой – вздрогнул и ударил себя по крупу длинным хвостом. Мансур дернулся, отступил назад.

На ко́злах – никого: вожжи намотаны на передок облучка. Мансур подождал, протянул руку и дотронулся до мягкой, словно сырой, кожи поводьев.

Он стоял посреди пустого поля, через которое лежала протоптанная кем-то тропинка. Небо было исчерчено тенями – разных форм, размеров, значений. Небо – повисшая над полем серая простыня – без солнца, без звезд, без света. Мансур не мог видеть линии горизонта, потому что небо нигде не кончалось. И нигде не начиналось. Как и плоская темная земля.

Вокруг лежала вязкая полутьма, но тропинка, тропинка светилась, будто под ней зажжены лампочки. Тропинка начиналась в том месте, где стоял Мансур: у его ног в прохудившихся войлочных тапочках – в подвале, где они жили, было зябко, и маленький Мансур носил теплые тапочки даже летом. Он знал, что за спиной тропинки не было, можно и не оглядываться. Светящаяся лента приглашала его только вперед.

Было не страшно, а скорее тревожно – словно должен будешь кого-то о чем-то попросить и заранее знаешь, что откажут. Вокруг носились тени – безмолвные контуры тьмы в еще большей тьме. “Вот он, Мир теней, – думал Мансур. – Я попросил юлу взять меня сюда, и она взяла. Что я буду здесь делать?” Он помнил, что нужно вернуться домой, что его ждут, но где дом и кто ждет – вспомнить не мог. Его заполнила серая пустота, вытеснив память о жизни.

Мансур ощущал парящую легкость, прозрачность, словно его надули гелием и он – воздушный шарик; у него был такой шарик – принес отец, и он долго с ним играл, перебрасывая с ладони на ладонь. Шарик был желтый – маленькое солнце. Мансур вынес его во двор – похвастать, и Женька Синицын из шестого подъезда попросил поиграть. Женька подкинул желтый шарик в хмурое небо сокольнического двора, обмотав длинную нитку вокруг пальца. Еще и еще… Мансур начал беспокоиться. Каждый раз, когда Женька подбрасывал шарик, он смотрел на Мансура и улыбался. Мансур улыбался в ответ, хотя и не знал, что здесь смешного. На пятый раз Женька улыбнулся еще шире и позволил нитке размотаться. “Держи! – закричал Мансур, – улетит!” Он даже подпрыгнул, стараясь поймать уплывающую вверх нитку. Женька начал смеяться, и остальные ребята начали смеяться, а Мансур все смотрел вслед желтому шарику, пытаясь не плакать. Шарик стал не виден, и Мансур не выдержал и расплакался – со слезами и текущим носом. Его потом долго дразнили.

Сейчас – посреди поля – Мансур знал, что может летать. Подумал было взлететь и стать тенью – подружиться с тенями вокруг. Поиграть. “Или улететь высоко-высоко и найти шарик?” – думал Мансур. Жизнь в Мире теней была полна возможностей.

Перед ним в сером воздухе – на ничто – села Синяя Птица без крыльев. Она была синей, хотя в мире вокруг не существовало цветов. Синяя Птица посмотрела на Мансура и глубоко вздохнула, как вздыхают старые люди и очень большие собаки. Над маленьким острым клювом у Синей Птицы светился единственный глаз.

Мансур решил до нее дотронуться. Он не пытался ее поймать – хотел потрогать. Он протянул руку.

– Нет, – сказала Птица. – Не сейчас. Рано.

Птица обернулась вокруг своей оси, словно решила схватить клювом длинный хвост с торчащими на конце в разные стороны перьями, и завертелась – быстрее, быстрее, быстрее. Она вертелась так быстро, что у Мансура закружилась голова, и он на секунду зажмурился. И открыл глаза.

Мансур сидел за шкафом рядом с раскладушкой, и перед ним крутилась юла. Мансур накрыл ее ладонью – остановил. Лег на пол и сразу заснул.

Свет под потолком кухни мигнул, стал жиже, тускнее, затем снова выправился, накалив лампочку желтизной. “Как мансуровский желтый шарик, – подумал Агафонкин. – А шарик вернулся. И стал лампочкой на кухне”.

– Я не трогал юлу целый год: боялся, – продолжал Мансур. – Не знал, куда она меня утащит. Догадывался, что юла может взять меня в разные места – другие миры и что она вызывает Карету. Конечно, в шесть лет я не понимал, как это работает. Или что это. До сих пор не понимаю. Хотя потом – много позже – догадался, что юла не просто берет тебя в другие миры: она их создает.

“Это не совсем то, что мне рассказывал Гог”, – подумал Агафонкин.

– Мне говорили, – осторожно заметил он, – будто юла раскручивает новые Линии Событий. Регулирует время.

Мансур смотрел на него с удивлением. Агафонкин решил пояснить.