Никогда не называй это любовью - читать онлайн книгу. Автор: Дороти Иден cтр.№ 52

– Ее окрестили?

Кэтрин кивнула, заметив, что его лицо напряглось.

– Но я назвала ее так, как хотелось тебе. Софи.

– Спасибо, любимая.

Комок подкатил к ее горлу, а на глаза навернулись слезы.

– Вилли в Лондоне. Он усердно добивается твоего освобождения. И еще обсуждает договор с мистером Чемберленом.

– Знаю. Передай ему, что я очень благодарен и что на обратном пути из Парижа обязательно заеду сюда. Я предварительно телеграфирую ему. Передашь, Кэт?

– Значит, мне сказать ему, что ты заходил сегодня к нам?

– Разумеется. – Он вскинул голову. На лице его появилось выражение твердой решимости. – Почему-то теперь мне не кажется, что в будущем придется проявлять особую секретность касательно моих передвижений. По-моему, меня ожидает немыслимое – снова и снова покидать тебя! Вот и сейчас мне пора идти.

– Неужели у тебя даже не найдется времени, чтобы немного передохнуть и перекусить? Ты такой бледный.

– Да, это тюремная бледность. Мне надо постараться не лишиться ее. Это довольно ценное приобретение. – Он на секунду склонился над колыбелью, потом нежным движением задвинул кружевную занавесочку, скрывающую лицо младенца от света. – Я благодарю Господа за вас обеих, – прошептал он и так неожиданно быстро оказался возле двери, что Кэтрин воскликнула в отчаянии:

– Чарлз, неужели ты даже не скажешь мне «до свидания»?

– Если я и попытаюсь это сказать, то не выйдет ли это у меня слишком печально?..

Он вышел из комнаты и молниеносно спустился по лестнице, перескакивая на длинных ногах сразу через две ступеньки. Спустя несколько секунд хлопнула дверь.

Чарлз ушел. Теперь она могла спокойно разрыдаться.

Вернулся Чарлз через три дня. Вилли, получив от него телеграмму, ожидал гостя дома. Оба тут же погрузились в дискуссию по поводу того, что предполагалось назвать Килмейнхэмским соглашением. Вилли заявил, что Чемберлен на его стороне и он убежден: Гладстону необходимо лишь представить несколько конкретных условий, которые тоже следует обговорить. Он предполагал составить документ сегодня же ночью, чтобы его можно было отправить первой утренней почтой.

Они разложили бумаги на обеденном столе в столовой и просидели над ними всю ночь. Кэтрин, которая в иных обстоятельствах, следила бы за подобными действиями с острым интересом, на этот раз едва слушала то, о чем говорят мужчины. Фермеры-крестьяне, аренда земли, поправка к биллю о земле, обещание положить конец насилию… Эти слова ничего не значили для нее, ибо она отчаянно боялась, что умрет ее дитя. Жизнь этого крошечного комочка висела на волоске: девочка еле слышно плакала, едва дышала, и для Кэтрин это скорбное зрелище было невыносимо. Сейчас она не думала даже о Чарлзе. Мысли о нем подождут, несмотря на то что и сам он вызывал у нее тревогу, ибо выглядел совершенно больным и изможденным до неузнаваемости.

В половине одиннадцатого вечера она встала и отправилась наверх.

– Нет, пожалуйста, останься, Кэт, – запротестовал Вилли. – Нам хотелось бы выслушать и твою точку зрения. От нее тоже может быть польза. Чем больше голов, тем лучше.

– Извини, но я должна пойти к ребенку.

– Она что, хуже себя чувствует, миссис О'Ши? – спросил Чарлз.

– Боюсь, что да.

Вилли, похоже, это почти не волновало.

– Неужели сиделка не сможет присмотреть за ней еще час-другой?

– Мне хотелось бы сделать это самой.

Кэтрин едва осмеливалась взглянуть в карие глаза, пристально наблюдавшие за ней при свете лампы. Ее глаза умоляли: «Пойдем со мной наверх. Давай вместе посмотрим на наше дитя…» Казалось, она вот-вот в отчаянии закричит: «Ну пусть хоть раз Ирландия подождет!»

Она поспешно вышла из столовой и направилась наверх. Сиделка сообщила, что, похоже, девочке стало немного лучше. Она проглотила несколько ложек молока и заснула.

– Дайте я возьму ее на руки, – сказала Кэт.

– Вы хотите поднять ее? По-моему, ей вполне удобно.

– Если она умрет, – с каменным лицом проговорила Кэтрин, – то пусть уж у меня на руках. А вы можете идти спать.

Это было самое долгое бодрствование Кэт у постели ребенка: она просидела до самого рассвета. Когда уже забрезжило утро, она услышала шаги поднимающихся наверх мужчин. Видимо, они завершили свои дела.

До нее донесся голос Вилли:

– Вам следовало бы немного поспать, Парнелл, перед тем как вы снова уедете.

И шаги его послышались в коридоре: Вилли направлялся к себе. Он даже не потрудился зайти поинтересоваться, как себя чувствует девочка. Наверное, из-за тишины в детской он решил, что Кэтрин и малышка спят, и решил их не будить.

Чуть позже раздался тихий стук, такой знакомый стук…

Она, не вставая со стула, прошептала «Войдите», и в детскую стремительно вошел Чарлз. Он огромными шагами пересек комнату и, опустившись на колени, внимательно посмотрел на маленькую головку в обрамлении темных волос, которая покоилась на груди у Кэтрин.

– Ну, как она?

Уже примерно час Кэтрин мучительно прислушивалась к еле слышному дыханию ребенка.

– Боюсь, что очень плохо.

– Можно, я посмотрю на ее лицо?

Она развернула ребенка так, чтобы на его лицо упал свет, и заметила, как крошечные веки на мгновение вздрогнули. Потом по бледному личику прошла судорога, и оно стало спокойным.

Она умерла. Ей было всего девять недель от роду.

Помолясь, Чарлз с нежностью произнес:

– Можно, я положу ее в кроватку, Кэт?

– О нет, нет!

Но он все-таки взял крошечное тельце из рук Кэтрин и положил его в колыбельку. Впервые он держал на руках свою дочь… когда она уже умерла.

Затем он вновь опустился на колени возле Кэтрин и, обняв, прижался к ней. Они довольно долго сидели, не двигаясь, в полном молчании. Камин догорел, и последние угольки, потрескивая, затухали, превращаясь в пепел. За окнами запели первые утренние птицы. Наступило апрельское утро, которое скоро станет прекрасным солнечным днем.

– Держись, Кэт. Я знаю, ты сильная.

– Тебе, наверное, пора возвращаться в тюрьму?

– Да, ведь меня отпустили под честное слово. Но я там не пробуду долго.

– Где… где бы ты хотел, чтобы ее похоронили?

– Где-нибудь здесь, недалеко. Я скоро приду на ее могилу.

Кэтрин в отчаянии прижалась к нему.

– Ну как я могу отпустить тебя сейчас? – воскликнула она.

Он взял ее за руки.

– Не надо так страдать, не надо! Ведь и страданиям должен быть предел, дорогая!