Останки таявшего монстра бились в агонии.
Зависшая в небесах половинка судорожно дергалась, перемешивая облака конечностями, и уменьшалась, уменьшалась… Многочисленные глаза моргали яростно и растерянно, но рев больше не оглушал, и ядовитое зарево понемногу слабело…
Очередное щупальце превратилось в столб из тумана, и тот растаял под налетевшим ветром.
– Все, – слабым голосом проговорил Эрэм, и джунгли погрузились во тьму.
Демон сгинул без следа, остались лишь поломанные деревья, ямы и борозды в земле. Ульфа исчезла, но тело Свена наверняка осталось лежать там, где они увидели его в первый момент.
– Да, справились, – подтвердил Головешка. – Так, кто уцелел?
– Ульфы нет, – сказал Расин.
Тронд, судя по жалобному скулежу, был жив, хоть и пребывал не в лучшем состоянии.
– А где наша грозная воительница? – спросил эльф. – Эй, Кость, откликнись?
Они нашли орчиху, лишь запалив факелы – к северо-западу от лагеря, в гуще кустарника, куда отшвырнул ее упавший демон, и не просто отшвырнул, а еще и придавил, так что нетронутой осталась лишь голова, а все прочее обратилось в кровавую мешанину из мяса и костей.
Увидев останки Кости, Расин сглотнул и отвел взгляд.
И об этой женщине он думал еще сегодня утром?
– Надо их похоронить, – сказал Эрэм, и на этот раз Головешка не только смолчал, а еще и первым взялся за лопату.
Могилы выкопали немного в стороне от лагеря, под сенью чудом уцелевшего громадного дерева. Провозились большую часть ночи, и когда засыпали последнее тело, то на востоке обозначилось бледное свечение рассвета.
Из мрака выплыли очертания изломанных стволов, валяющиеся тут и там ветки.
– И где же Тенсес, чтобы воскресить их? – бросил Головешка. – Это же его земля? Где он?
Никто не ответил.
– Тогда задам другой вопрос, – эльф, судя по решительному лицу, останавливаться не собирался. – Откуда взялась эта тварь? В то, что она вылезла тут случайно, я не верю.
– Кто-то открыл портал, – Эрэм задрал голову, чтобы посмотреть в небо, такое мирное в этот предрассветный час. – Но кто?.. Сам понимаешь, что ответить невозможно.
– Кто-то, не желающий, чтобы мы попали в пирамиду, – сказал Расин.
Тьма понемногу рассеивалась, и он мог видеть лица соратников: лишившийся близких родственников Тронд раздавлен горем и вряд ли до конца осознает, что происходит вокруг; отбросивший капюшон на спину Головешка разозлен и раздосадован, и не скрывает чувств; что испытывает Эрэм, по маске из металла прочитать невозможно, но отчего-то он кажется довольным.
Хотя нет, это впечатление не может быть истинным.
Что получил восставший от гибели гибберлингов и Кости?
– Но мы отбились, пусть и с потерями, – Эрэм со звяканьем хлопнул ладонями друг о друга. – А значит, назло неведомому супостату должны продолжить наше дело, обязаны добраться до цели… до целей.
– Предлагаешь вновь биться лбом о то заклинание? – в словах Головешки прозвучала усталость. – Или за эту ночь ты получил откровение, постиг великую истину, что позволит нам пройти дальше?
– Нет, не получил, уж не сомневайся, – восставший остался спокойным. – Побеждает только тот, кто старается.
– Надо отдохнуть, – вмешался Расин. – Сейчас мы мало на что годимся.
Эрэм, судя по жестам, собрался возразить, но глянул на Головешку и передумал.
– Хорошо, конечно, – сказал он.
– Я посторожу, – неожиданно подал голос совершенно вроде бы безучастный к разговору Тронд.
Расин лег на свое место, завернулся в одеяло, но уснуть сразу почему-то не смог. Помешали даже не столько мышцы, дергавшиеся от усталости, не ушибы и порезы, заработанные в последние дни, сколько бежавшие по кругу унылые мысли, от которых никак не удавалось избавиться.
Что они тут делают?
Для чего их заманил сюда тот незнакомец из пустыни? Каковы его цели?
Кто натравил на них сначала орду гигантских муравьев, а затем и астрального демона? Противники нанимателя, не желающие, чтобы кто-то проник во внутренности пирамиды?
Но кто они? Почему не нападут сами?
Ведь при такой колдовской мощи и умении, что проявили чужаки, им нет смысла бояться открытой схватки с Головешкой и Эрэмом, а ведь последний может запросто оказаться предателем…
В голову еще почему-то лезло Доказательство.
Как видел ее, шагая по следу, как сотворенная магическим способом птица умчалась туда, где позже они обнаружили чужой лагерь, а затем сидела на ветке на краю той самой поляны…
Что-то с этим было не так.
Но поймать за хвост мысли, что уже начали выстраиваться в нужном порядке, он не смог, уснул.
* * *
Спал Головешка плохо, хотя неприятности со стороны Кости ему больше не грозили.
Но все равно он то проваливался в темный, полный ярких и бессвязных видений омут, то выныривал из него, обливаясь потом и скрипя зубами то от страха, то от злости. Чудилось, что по зарослям вокруг лагеря бродит кто-то высокий, под вершины деревьев, но при этом лишенный лица, его темный силуэт оказывался все ближе и ближе, холодные руки тянулись к горлу.
Головешка дернулся в очередной раз, нащупал рукоять меча и проснулся.
Солнце уже взошло, его розоватые лучи пробивались через кроны на востоке, отчаянно вопили птицы, далеко, где-то за пирамидой, сладострастно рычал хищный зверь. Никаких темных высоких чужаков видно не было, как и Эрэма, у костра сидели Расин и Тронд.
– Мы думали, ты уже никогда не очнешься, – сказал хадаганец.
– Не дождетесь, – буркнул Головешка. – Где наш мертвяк?
– Ушел к пирамиде, глянуть, что там.
– Ну-ну, – встать оказалось неожиданно сложно, на несколько мгновений тело отказалось повиноваться. – Ах ты, провалиться мне в астрал, чтобы меня демоны…
Но нет, астральных бестий лучше не поминать, а то явятся во второй раз.
– Ты как? – спросил Головешка, подойдя к Тронду.
Не то чтобы эльфа сильно заботило состояние гибберлинга, просто он знал, насколько сильно уроженцы этого народа привязаны к братьям и сестрам, как тяжело они переживают потерю внутри ростка… Нет, нужно прямо сейчас выяснить, на что годится единственный оставшийся в живых провидец, можно ли на него рассчитывать.
Тронд кивнул и даже изобразил нечто вроде улыбки.
– Ты нам еще потребуешься, – настойчиво продолжил эльф, – дабы наказать тех ублюдков, что вызвали эту бестию и погубили тем самым твоих родичей… Отомстить! Понимаешь?
«Да, до чего докатился Балдуин ди Дусер, – с горечью подумал он, и вздрогнул, поскольку уже много лет даже в мыслях не позволял себе употреблять собственное имя, слишком крепко связанное с прошлой жизнью, той, что канула в ненасытную пасть времени. – Убеждаешь полуразумное животное в том, что оно представляет ценность! Видели бы это родичи!»