Я вспоминаю Ларри.
Я вспоминаю Мейсона — приятеля Эммы.
Оба мимо.
Конечно, до определенного момента очень весело играть с мужчинами в их собственную игру, но когда приходит время решающего удара, я просто не в состоянии пробить. Ничего не могу с собой поделать.
Иногда я забываю, что заставило меня ввязаться в это мероприятие. Макс, вот причина. Макс и его моральные принципы, вернее, их отсутствие. Макс, лживый, лицемерный ублюдок. Макс паразит. Макс, который умолял меня вернуться, а пару недель спустя предложил другой свои руку и сердце.
— Да пошел он, этот Макс! — довольно громко сказала я своему отражению в зеркале.
Девушка, которая у соседнего зеркала подкрашивала губы ярко-красной помадой в свете люминесцентных ламп, взглянула на меня и дружелюбно улыбнулась.
— Пошли они все, вот что. Ублюдки! Имели мы их всех! — сказала она, наморщив носик.
Да. Пожалуй. А ведь предполагается, что поиметь их должна именно я.
Поиметь как можно больше. Отомстить за обиды.
В койку и на помойку.
Я почти слышала голос Эммы:
— Давай, девочка, давай! — Вот что она сказала бы мне. — Хватит прятаться в туалете! Будь мужчиной!
Я решительно накрасила губы, расстегнула еще две пуговицы на блузке, так что при малейшем движении показывался черный лифчик, и направилась выполнять свою миссию.
Тем временем наша компания веселилась вовсю.
Родни танцевал с Сандрой, с улыбкой смотревшей поверх его головы, словно старая лошадь, которую пустили попастись с шаловливыми жеребятами.
Сандра не сходила с места, покачивая своей обширной кормой в такт музыке, создавая завихрения, в которых как мячик скакал Родни.
Родни танцевать не умел. Во всяком случае, в нашем времени. Годах в семидесятых это еще могло сгодиться. Поочередные скольжения в сторону, назад, в сторону, назад — очень впечатляюще, не хватает только пары взмахов руками и этих знаменитых росчерков пальцами.
Его мокрые от пота седые волосы стали почти черными, лысина влажно блестела в лучах лазеров.
Первый раз в жизни он снял непременный пиджак. Галстук наполовину ослаблен, под мышками расплываются темные круги, но ему все равно, он долго шел к этому.
— «Анкор ун фуа-а-а…»— подпевал он как бы по-французски, радостно таращась на прыгающую кругом молодую плоть, словно сластена, впервые попавший в «Мир Кедбери».
На Люсиана, гордо расхаживающего в традиционных велосипедных шортах, на этот раз оранжевых, и обтягивающей футболке от Пола Смита, время от времени бросает страстные взгляды Сандра, которая все не может поверить, что «такой симпатичный мальчик» может быть геем.
Малыш Найджел, Дэмьен и Большой Эрик поглощают текилу в баре. Соль на руку, лизнуть, куснуть лимон, опрокинуть стопку.
Их движения слажены, как у команды по синхронному плаванию.
Не уверена, что они в полной мере осознают происходящее, но их это не беспокоит.
Юный Найджел, определенно позеленевший, храбро старается не отставать от своих старших, более опытных товарищей. Он неплохо справляется, пока какая-то добрая душа не тыкает пальцем в червяка на дне бутылки. Тут его лицо приобретает изумительный фисташковый оттенок, он зажимает рот рукой и исчезает за дверью с надписью «Джентльмены» быстрее, чем любитель покупок кидается в «Харви Никс» в первый день рождественской распродажи.
Харви, которому нравится Дженни с первого дня ее работы у нас, наконец набрался храбрости и пригласил ее на танец. Теперь он уговаривает диджея поставить пару медленных композиций. К счастью, в этот момент Родни, прыгающий вокруг стройной блондинки, одетой только в серебряное бикини, чулки и босоножки «Вивьен Вествуд», врезается в Дженни, и она влетает прямо в раскрытые объятия Харви, избавив того от мучений. После этого они продолжают танцевать, с закрытыми глазами и счастливыми лицами, не обращая внимания на темп музыки.
Я невозмутимо опираюсь на стойку бара, осматривая зал в поисках кандидата.
После предварительного осмотра я пришла к выводу, что меньшая разборчивость здорово облегчила бы мне жизнь.
С моими запросами нужно быть как минимум Мисс Вселенной.
В голове у меня звучит примерно такой монолог:
«Вполне ничего, хорошие волосы, руки в порядке, но глаза слишком близко посажены и к тому же карие. Не думаю, что мне нравятся карие глаза. М-м-м. вот этот довольно милый. Но опять же, у него смешной рот. Все в порядке, пока он не улыбается, что делает его похожим на Фредди Меркюри, который никогда не привлекал меня.
Голубые Штаны в углу… Многообещающе, хорошая задница, и танцует неплохо, это редкий талант для мужчины. И лицо ничего, но слишком худое. Шея какая-то цыплячья… нет, определенно не подходит, я люблю парней повнушительнее.
А вот этот действительно здоровяк. Широкая грудь, хорошие руки, ноги… или он просто жирный? А лицо? Ух! Нет, спасибо.
Мужчина в рубашке от Ральфа Лорена с короткими рукавами. Нет, лицо милое, зато задница вислая. Нет ничего хуже вислозадых.
Парень в красной футболке? Просто красавец, но танцует как «глухой слон на роликах».
И так все время.
Вопрос вот в чем: должен ли мне нравиться тот, кого я сниму, — если сниму?
И как это делается в мужском стиле?
У женщин есть набор особых знаков, которыми они могут показать, что мужчина им понравился. Слишком часто встречаться с ним глазами, может, слегка улыбнуться, потом прикинуться безразличной, все это проделывается почти автоматически.
А как это делают мужчины? Мне необходим квалифицированный совет. Эмма, Серена и я — мы придумали правила, но мы все женщины.
Чтобы действовать в этой ситуации, как мужчина, я должна узнать, как в этой ситуации будет действовать мужчина. Думаю, проблема в этом. Я пытаюсь вести себя так, как, я думаю, вел бы себя мужчина, но я не знаю, как он повел бы себя на самом деле. Вы следите за ходом моей мысли?
Пора вспомнить, что я журналист, и провести исследование.
Я скользнула поближе к Эрику и Дэмьену, которые, потеряв Найджела, все еще обнимавшего унитаз, прервали соревнование по поглощению текилы и теперь увлеченно обсуждали «горячих штучек» на танцполе.
Дэмьен. Как насчет этой (на время отрывается от кружки с пивом)?
Эрик. Какой?
Дэмьен. Да вон — блондинка, которая из платья сейчас вывалится.
Эрик. Да, роскошные буфера. Жаль, все остальное — гораздо хуже. Не пойдет.
Дэмьен. А вон та точно в полном порядке.
Эрик. Которая (осматривает зал, щурясь как близорукий крот)?
Дэмьен. Вон та брюнетка, с ногами и грудью.