Земляничная тату - читать онлайн книгу. Автор: Лорен Хендерсон cтр.№ 6

– А Хьюго действительно такой наблюдательный? – завистливо спросил Том, резко меняя тему.

Будучи поэтом, он считал, что обладает монополией на меткие наблюдения, проницательность и знание тонкостей человеческой натуры. Полнейшая чушь, разумеется. Но описание растений ямбическим пентаметром у него получалось весьма неплохо.

– У Хьюго потрясающий нюх на все, что связано с сексом, – призналась я. – А также кое с чем другим. Он говорит, что взирает на мир отточенным актерским глазом.

– Сэмми, я тебя умоляю. Только не «отточенным глазом»! – Том содрогнулся. – Что за кошмарная метафора! Ты только представь, как будет выглядеть отточенный глаз.

Я послушно представила.

– Мда.

С тех пор, как несколько месяцев назад Том опубликовал первый сборник своих стихов (посвященных большей частью флоре и фауне Индии, которую он посетил в прошлом году, а в качестве побочной темы – уныние и безысходность), он стал совершенно невыносим – днями напролет сторожит, как бы кто не брякнул нелепую метафору.

– Я одного не могу понять: почему ты так переживаешь, – посетовал Том. – Тебе-то что? Ты ведь делаешь ноги, как только парень, с которым ты трахаешься, заводит нотации о том, что нельзя обжиматься в сортире с посторонними? Честное слово, Сэм, я всегда полагал, что для тебя это одно из основных прав человека, наряду с правом не подвергаться пыткам и правом на канализацию.

Индия навсегда запечатлелась в памяти Тома дизентерийной угрозой. Он потерял там пятнадцать килограммов и теперь зациклился на канализации.

– Дело в том, – вновь повторила я, полоща в водке с тоником дольку лимона (заметьте, дольку лимона. Еще немного и я заведу себе столик на колесиках и шейкер.) – Дело в том, что мне совсем не хочется, чтобы Хьюго обжимался с какой-нибудь актриской в вонючем шекспировском пабе.

– Так брось его и все дела! – отмахнулся Том. – Рано или поздно ты же все равно его пошлешь, разве нет? В чем тут проблема, Сэмми? Ты ведь Дон-Жуанита из Камден-тауна. Наверняка ты трахнула в сортирах больше парней, чем у меня было девушек за всю мою жизнь. – Он скорбно помолчал. – Ну вот, теперь у меня депрессия. Неужели все так и есть? Давай подсчитаем.

Зажмурившись от напряжения, он начал вполголоса бормотать женские имена и загибать пальцы.

– Ты ничего не понимаешь, Том! – раздраженно сказала я. – Мне нравится Хьюго.

Он потрясенно уставился на меня, тут же бросив считать свои амурные победы.

– Он тебе нравится? Что ты хочешь этим сказать?

– То, что он мне нравится! – отрезала я.

– Так ты хочешь сказать, что ты…

– Он мне нравится! И все! Мы можем оставить эту тему в покое? – Вне себя от смущения, я залпом проглотила водку и с размаху плюхнулась на диван. – Ох! – Я потерла зад.

– Тебе пора заменить эти чертовы пружины.

– Знаю.

– Так, – вздохнул Том, подливая мне еще водки. – Он тебе нравится. Ну и ну! Никогда бы не подумал, что доживу до этого дня. Кто-то по-настоящему нравится Сэмми…

– Заткнись, ладно? Отвали. И вообще! – Я отвергла предложенную бутылку с тоником и одним махом влила в себя чистую водку. К черту искушенность. В жизни порой наступают такие моменты, когда нужно отказаться от излишеств и сосредоточиться на чем-то одном. – И вообще, я думала, что вы с Хьюго отлично ладите. У тебя же вроде не было к нему претензий.

Том не испытывал особенной симпатии к Хьюго. Признаю, тот порой умеет действовать на нервы. Но я подозревала, что Том видит в Хьюго человека, способного справиться со мной – вот эта черта уже действовала на нервы мне, – а потому готов закрыть глаза на все его недостатки.

– Да, особых претензий к нему нет. Я бы с радостью сказал, что Хьюго славный, но это не так. Если ты понимаешь, что я имею в виду. Впрочем, назвать славной тебя у меня тоже язык не повернется. Так что все по справедливости. На самом деле, – Том мечтательно прикрыл глаза, – мы с ним классно потрепались о футболе, пока ты бегала за выпивкой.

– Вы с Хьюго трепались о футболе?! – Я изумленно уставилась на него.

Единственный вид спорта, который, на мой взгляд, способен интересовать Хьюго – это аристократичный крикет. Я подозревала, что в этом он подражает Псмиту [4] . Но футбол лишен изящества и тонкости, на которую мог клюнуть Хьюго.

– Ага. Говорю тебе, мы классно потрепались.

Я решила свернуть эту тему. По всей видимости, Хьюго изощренно издевался над Томом, а этот наивный тупица ничего не понял.

– Как у него дела? – спросил Том, под влиянием футбольных воспоминаний преисполнившись симпатией к Хьюго.

– До сих пор все было неплохо.

Хьюго состоял в труппе Королевского Шекспировского центра в Стратфорде-на-Эйвоне. Он туда угодил после того, как успешно сыграл Эдмунда в «Короле Лире». Сейчас Хьюго играл одновременно Бероуна в «Тщетных усилиях любви» и Фердинанда в «Герцогине Мальфи». Между прочим, отличное сочетание: остроумец-интеллектуал и порочный убивец. И в обеих ролях он будет запредельно сексуален. Но теперь и этого счастливчика, похоже, настигла Немезида.

– Хьюго начал репетировать новую пьесу, – сообщила я, – и уже ненавидит ее всей душой.

– Как называется?

– Не помню. Жутко тупое название. Хьюго называет ее не иначе как «Трах-перетрах». Он играет сутенера, который влюбляется в одного из своих мальчиков-проституток, но юнец оказывается настоящим извращенцем и обожает, чтобы его насиловали. А сестричка этого юного мазохиста влюблена в Хьюго – в сутенера то есть. В общем, Хьюго поколачивает ее, чтобы ублажить юнца, который ненавидит родственницу – любимая мамочка совратила его, а не сестру, чистую и непорочную. Но Хьюго не подозревает, что папаша его подопечных приторговывает наркотой…

– Хватит! Господи. – Том вскинул руки. – Одна надежда, что пьеса хорошо написана. Иначе это просто дешевая конъюнктура.

– Да ты просто напыщенный сноб. Впрочем, я с тобой согласна.

В своем новом амплуа подруги подающего надежды актера я прочла больше пьес, чем за всю предыдущую жизнь. В основном это были суровые драмы, где от актеров требовалось беспрестанно материться – верное доказательство, что автор пьесы молод, склонен к бунтарству и не говорит родителям, когда вернется домой. За парой исключений все авторы были мужчинами. Женские пьесы, которые мне попадались, были не такими чудовищными и потому не вызывали столь восторженного шока, как пьесы нынешних рассерженных молодых людей, но если я увижу еще одну слезливую пьеску про «дочки-матери», клянусь – выкопаю из могилы собственную мамочку и устрою над ее гробом сатанинскую мессу.

Основная черта всех мужских пьес заключалась в том, что там имелся ровно один женский персонаж, и по ходу дела этот женский персонаж должен был либо оголиться до пояса, либо прогуливаться время от времени, сверкая голым задом, либо и то, и другое вместе. Все эти драматурги-интеллектуалы первым делом извещали, что женский персонаж не носит трусиков и обладает выдающимися сиськами. Дальше – просто: зрители, затаив дыхание, ждут, когда этот женский персонаж заголится.