— Я вас не понимаю, — растерянно заморгала Зарубина, — Вероника во всем призналась.
— Она сказала, что знала о вас с Альбертом…
— Что знала? — сыграла удивление Зарубина.
— Что вы любовники, — холодно произнесла я, — она поделилась со мною своей тревогой и горечью. Я уж было начала думать, что она убила своего мужа из-за ревности.
— Но ведь вы сказали, что Альберту кто-то угрожал, — с недоумением в глазах проговорила Зарубина.
— Эти письма писала сама Вероника, — невозмутимо ответила я.
— Вероника?! — чуть не вскочила с кресла Зарубина.
— Да, таким образом она изощрялась, мстя мужу за равнодушие, — лениво процедила я, — у вас можно курить?
Зарубина кивнула и придвинула ко мне маленькую латунную пепельницу в виде кленового листа.
— Тогда все становится ясно, — со вздохом посмотрела на меня Ольга, — ревность — сильная эмоция. Но я даже представить не могла, что она знала.
— Думаю, по меньшей мере вы догадывались… — не поверила я ей.
— И вы считаете, что Вероника могла бы в таком случае поддерживать со мной дружеские отношения?
— Она ничего не сумела бы сделать. Закати она мужу скандал, он бы только с утроенным рвением стал требовать развода, — возразила я.
— Но со мной-то она здоровалась, болтала, даже откровенничала! — с вызовом сказала Зарубина.
— Значит, до того момента она не изобрела для вас еще такой изощренной пытки, как в отношении мужа… Что-то подобное письмам с угрозами, например, — насмешливо посмотрела я на Ольгу.
Ту аж передернуло.
— Вы полагаете, мне грозила опасность разделить участь Альберта?
— Думаю, нет, — меланхолично отозвалась я, выпуская дым через ноздри, — Вероника Сергеевна не убивала мужа.
— Что-о?! Она же сама… — онемела от изумления Зарубина.
— Я вам сказала, — твердо повторила я, — она не убивала мужа, и ее свекор хорошо это знает. Поэтому я по-прежнему занимаюсь этим расследованием. А вот вы мне солгали, сказав, что поддерживали с Альбертом Степановичем исключительно деловые отношения.
Я пронзила Зарубину пристальным взглядом. Она опустила глаза. Но это ее движение, свидетельствующее об испытываемом ею смущении, не могло помешать мне заметить, что известие о невиновности Вероники если и не обрадовало ее, то благоприятным образом на нее подействовало. Складка, залегшая между бровей, расправилась, лицо просветлело, а на губах появилась едва уловимая довольная улыбка.
— Я не могу посвящать в свою личную жизнь первого встречного, — она подняла глаза и гордо посмотрела на меня.
— Я ведь вам сказала, что веду расследование. А вы должны понимать, что любая мелочь в подобных обстоятельствах важна. И к тому же ваше, извините за резкость, вранье может сыграть против вас. Вы утаили от меня, что в воскресенье ночью посещали Альберта Степановича на даче.
— Это вам тоже Вероника сказала? — встревожилась Зарубина.
— Да, — спокойно соврала я. Не рассказывать же ей про автоответчик!
— Так она знала! — с напряженным выражением лица воскликнула Зарубина.
— Выходит, что знала…
— Вы уверены, что Вероника не убивала Альберта Степановича. Но тогда кто же это мог сделать? Ведь я была на даче до нее. Альберт был жив, — она нервно рассмеялась.
— Неизвестно. Вероника Сергеевна нашла мужа мертвым. Пистолет исчез. Она произносила перед ним страстные монологи, когда он лежал на кровати, но она не знала, что обращается к мертвецу. Она и легла с ним рядом, потому что ей даже в голову не могло прийти, что это — труп. И только когда она тронула его, а потом увидела свои руки, запачканные его кровью, она поняла, что лежит рядом с бездыханным телом.
— Вы думаете, Вероника говорит неправду? — настороженно спросила Ольга.
Она была вся как-то напряжена, но усиленно пыталась это скрыть. Это-то усилие и подводило ее. У меня было такое ощущение, что она довольна тем, что Дюкина не убивала своего мужа. Принимая во внимание все то, что мне было известно о Зарубиной, — а поговорив с ней сегодня, я поняла, что человек она корыстный и не придерживается каких-то строгих моральных норм, — ее радость была мне непонятна. Конечно, многие бы испытали удовлетворение, узнав, что их друг или подруга чисты перед законом. Но, во-первых, Зарубина с Дюкиной не были такими уж подругами, скорее просто приятельницами и сослуживицами, а во-вторых, Ольга спала с мужем этой самой подруги, возможно, используя его для продвижения по службе. Доверил же ей Дюкин работу менеджера по рекламе.
— Уверена в этом, — усмехнулась я.
— Но зачем ей это нужно? — с тревогой спросила Зарубина. — Ее ведь могут посадить.
— Могут, — кивнула я, — если я не найду настоящего убийцу.
— А вы найдете его? — в голосе сурдопереводчицы появилось сомнение.
— Думаю, это лишь вопрос времени, — гордо ответила я, — но давайте вернемся к вашему визиту на дачу в ту злополучную ночь. Расскажите мне подробно, когда вы пришли, о чем говорили, во сколько уехали, как добирались до дома? Ну и так далее.
Я поудобнее устроилась в кресле, закурила новую сигарету и приготовилась слушать. Из рассказа Зарубиной выходило, что она приехала на дачу около двенадцати ночи. Ничуть не смущаясь, с гордым видом она сообщила, что сразу же после приезда они с Альбертом занимались любовью, потом выпили немного шампанского, поболтали чуть-чуть о будущей их совместной жизни, и она уехала домой, чтобы отдохнуть, потому что наутро у нее была запись в студии. Альберт вышел вместе с ней и отправил ее домой на попутке.
— В полвторого ночи? — я приподняла брови.
— Это же почти город, — пожала она плечами, — можно уехать в любое время суток.
— Как чувствовал себя Альберт?
— Прекрасно, — кокетливо улыбнулась она, — только сожалел, что не может развестись в ближайшее время. Но я его не торопила.
— Вы когда-нибудь видели его пистолет?
— Да, — кивнула она, — он почти всегда брал его на дачу. Мало ли что…
— А в тот вечер, вернее, ночь?
— Он был у него в кармане пиджака.
— Альберт не вынимал его при вас?
— В ту ночь — нет.
— К нему больше никто не приходил?
— Я никого не видела, — Ольга покачала головой.
Нашу милую беседу прервала трель телефонного звонка. Извинившись, Зарубина поднялась с кресла и прошла к кровати, рядом с которой на тумбочке стоял телефон. Она села на краешек кровати и сняла трубку.
— Алло, — произнесла она, развернувшись ко мне в пол-оборота. — Пока не могу. Да, думаю, через полчаса. Хорошо, в «Репризе» на Московской, вы ее сразу найдете.
Пока она говорила по телефону, лицо у нее было сосредоточенным и, я бы даже сказала, властным, да и тон голоса был скорее приказным. Как ни в чем не бывало она опустила трубку на рычаг и снова присоединилась ко мне.