Бучек, низко кланяясь, — умел подольститься, сын шакала! — заметил почтительно:
— Не стоит будоражить джигитов, которые отдыхают после дневных трудов.
— Мне ли обращать на это внимание? — напыжился хан.
Бучек опять склонился, скрывая усмешку: его уроки не прошли даром!
— Одно слово хана, и повязку снимем. Только так ей куда страшнее — ни убежать, ни закричать!
Он заботливо пододвинул к боку полулежащего хана ещё одну подушку и потянул за свободно висящий конец веревки — тело аланки поднялось над полом. Он щелкнул бичом.
— Что желает светлейший: наказать непокорную как следует или… пощекотать?
— Для начала пощекочи.
Словно длинная серая змея, мелькнул в воздухе бич и обвился вокруг тела девушки. Вроде лишь скользнул и уполз, но на нежной коже осталась багрово-красная полоса.
Аланка дернулась, и хан увидел, как она беззвучно кричит. Он прежде и не подозревал, какое это захватывающее зрелище. Так соблазнительно изогнуться на ложе разве возможно? Дрожь девушки будто передалась ему, охватывая все тело странным возбуждением: кончики пальцев закололо, а в его чреслах вспыхнул огонь. Он не смог более усидеть на месте.
— Снять повязку? — Бучек опустил глаза, чтобы светлейший не прочел в них удовлетворения: все правильно рассчитал, теперь хан в его руках! Стареющего мужчину наслаждение, замешанное на такой вот остроте ощущений, быстро затянет в свой омут…
— Не надо снимать повязку, — пробормотал Тури-хан, тяжело дыша. — Ты только опусти её пониже.
И он схватил девушку за ноги, входя в её извивающееся, трепещущее тело…
А в это самое время Аваджи и Аслан занимались обустройством своих сотен, оставив женщин одних. Заира гуляла неподалеку с маленьким Владимиром. Анастасия прибирала в юрте, как вдруг на неё навалилась такая сильная головная боль, что молодая женщина без сил рухнула на лежанку.
Она обхватила руками свой пылающий лоб, стараясь унять грызущую боль, и почувствовала, как её собственные ладони будто вбирают в себя горящий под ними жар.
Полегчало. Анастасия села на лежанке и… увидела!
Картина была мерзкой, непристойной, и непонятно, почему такое видение посетило ее? Чем она согрешила, разве она думала о чем-нибудь подобном?
Какая-то девушка висела подвешенная за руки. Тури-хан с налившимися кровью глазами — Анастасия отчетливо видела каждую мелочь — грубо насиловал её. Наконец он оттолкнул от себя безвольное тело так, что девушка качнулась, будто на качелях, и спросил:
— Хочешь?
Теперь она увидела и другого. Бучек. Он словно ждал такого приглашения, потому что обхватил девушку сзади — висящая дернулась, и по лицу её потекли слезы. Мучители завязали ей рот, но Анастасия могла догадаться по кричащим глазам, какие муки сейчас жертва испытывает.
Анастасия крепко зажмурилась, закрыла ладонями глаза, потерла и невольно стряхнула так, как стряхивают с рук налипшую на них грязь.
Видение исчезло, и она с облегчением осенила себя крестным знамением: "Спаси и помилуй!"
Она успокоилась, но невольно продолжала думать об увиденном: что это было? Дневной кошмар или… Неужели такое происходило на самом деле?
Теперь Анастасия стала думать, что, возможно, она могла бы помочь неведомой пленнице. Она выскользнула из своей юрты и осторожно подобралась к шатру Тури-хана. Из него не доносилось ни звука. Но тут Анастасия чуть было не столкнулась с самим ханом и тем нукером, которого только что видела будто наяву. Они выходили из юрты, стоявшей поодаль, которую поставили там совсем недавно.
Вот в эту неведомую юрту Анастасия, почти умирая от страха, и проникла. И уже не удивилась, увидев на ковре ту самую нагую девушку, по-прежнему со связанными руками, с глазами все ещё мокрыми от слез.
Анастасия склонилась над лежащей.
— Убей меня, — прошептала девушка. — Убей меня, сестра, прошу тебя!
Уже не думая о том, что будет, если её застанут здесь, Анастасия стала развязывать пленницу, в спешке обламывая ногти.
Что это у них? Дастархан? Анастасия безо всякой осторожности рванула на себя расшитую золотыми узорами скатерть с бахромой, опрокинув на ковер сосуд с арзой и блюдо с фруктами. Встряхнула скатерть и закутала в неё девушку.
— Это все, что я могу для тебя сделать, — шепнула она.
Осторожно выглянула наружу — никого — и потянула за собой жертву ханских утех. Это та самая аланка, вдруг поняла она. И шепнула:
— Иди!
И подтолкнула девушку в сторону, противоположную той, где, как Анастасия знала, сейчас собрались нукеры.
Аланка на мгновение с благодарностью прильнула к ней и метнулась за ближайшую юрту. Больше Анастасия никогда её не видела и ничего о ней не слышала.
А между тем, исчезновение пленницы обнаружилось довольно скоро. Бучек заглянул в юрту и не нашел ту, с которой он решил продолжить забаву.
— Кто-то ей помог, — определил Бучек. — Мои узлы она сама бы не развязала.
— Надо послать погоню, — решил Тури-хан. — На этот раз мы не станем играть с нею. Пусть твой бич разорвет её на куски!
— Стоит ли отправлять погоню, — пожал плечами Бучек. — Если Аллаху угоден её побег, и нукеры её не найдут, что подумают остальные рабы?
— Что из куреня можно сбежать? — догадался хан. — Но допустить, чтобы её помощнику такое сошло с рук? Кто-то же осмелился…
— И какие имена приходят первыми в вашу голову, светлейший? — льстиво осведомился Бучек.
— Аслан, Аваджи, — выдохнул хан.
Лицо Тури исказилось от ненависти, и Бучек понял, что подогревать светлейшего нет необходимости. Он и сам возненавидел тех, кому недавно покровительствовал. Оба бывших его любимца имели то, чего хан иметь не мог: детей и бескорыстно любящих жен.
— Что-то в последнее время они сдружились, — процедил Тури-хан. — О чем они говорят, собираясь вместе? Какие секреты между собой обсуждают?
Бучек благоразумно молчал. Он успел понять, что светлейший с подозрением относится к мыслям, высказанным другими. Если же он до этого додумался сам…
— Уруска родила Аваджи княжеского ублюдка, — продолжал распаляться тот. — А он радуется, будто это его сын. Почему так везет этому сыну каландара (Каландар — нищий (тюрк.).)? И посмотри, как уруска расцвела. Точно роза в райском саду. А у меня неизвестно куда пропадают не только жены, но и рабыни!.. Я убью их!
— Хан не может позволять нукерам сомневаться в своей справедливости. Да ещё накануне великого похода, — осторожно заметил Бучек. — Если светлейший безо всякой причины убьет своих лучших юз-баши… Иное дело, если они погибнут в сражении… Если позволит хан своему ничтожному слуге дать совет…
— Говори!